Современная китайская проза

Затем секретарь Чэнь отдал приказание, и два ополченца вытолкали на помост молодую девушку, вид у нее был вполне приличный, сразу и не догадаешься, какое преступление она могла совершить. Как только она появилась на помосте, толпа загудела, раздался свист.

— Не надо шуметь, не надо шуметь! — Военный начальник развел руками, успокаивая толпу.

— Эта девица совсем стыд потеряла, она маленькая лиса-оборотень… — сказал секретарь Чэнь. — Ей нынче только девятнадцать лет, а она уже хочет зарегистрировать брак, упрямо придерживается реакционных взглядов, идет наперекор политике поздних браков, которую проводит партия; ну как, будем ее критиковать?

Кругом стоял оглушительный свист, ничего не было слышно.

— Повесить на нее табличку!

Кто-то повесил девушке на грудь заранее приготовленную черную табличку. На табличке белыми иероглифами было написано: «Нарушитель указа о поздних браках — Ли Цзуйин».

— Склони голову, признай вину! — Секретарь Чэнь сам пригнул голову девушки.

Несчастная и так уже согнулась в три погибели. Ее волосы упали вниз и закрыли лицо.

— Что выделывают! Пусть рано жениться нельзя, но разве это преступление! — сердито сказал у меня над ухом юноша в очках. — Наш коротконогий черт небось сам на девушку глаз положил, а когда не вышло, тут же мстить начал… А, мать их за ногу, есть справедливость или нет?

После того как девушку уволокли, на сцене прошли, как на карусели, человек семь-восемь — мужчины и женщины, старые и молодые. Хотя военный начальник все требовал тишины, в толпе на него уже не обращали внимания. Старики покуривали, женщины примеривали обновы, кормящие матери расстегивали кофточки и давали грудь младенцам, какие-то юноши, сгрудившись в кружок, молча выбрасывали пальцы, играя на сигареты. На небе были облака, и солнце пекло не так сильно, но в воздухе парило, как перед грозой, и дышать было тяжело. На сцене становилось все меньше порядка, кампания критики еще не кончилась, до представления явно было еще далеко, но люди уже устали от духоты. Вдруг в толпе перед собой я увидел Ши Гу. Он тоже меня заметил и пробрался ко мне.

— И ты здесь? — спросил я.

— Да заставили прийти, убежать нельзя было, — ответил он.

— А Пань Лаоу и Чжао Ляна видел?

— Нет, но, наверное, они тоже тут.

Ши Гу примостился рядом, вытащил из кармана горсть семечек, отсыпал мне и еще угостил сидевшего рядом парня в очках. Тот, лузгая семечки, сердито сказал:

— А знаете, какую табличку надо повесить на этого коротышку секретаря?

— Что-то не соображу сразу, — ответил Ши Гу.

— «Хулиган!» Глядите, стоит перед толпой народа, а на штанах одна пуговица не застегнута, все приличия попирает!

Мы с Ши Гу невольно рассмеялись.

В этот момент на сцену вывели старушку, и я, пораженный, толкнул в бок Ши Гу:

— Это не У Айхуа?

— Кто?

— Ну ты еще о ней говорил на плоту — возлюбленная Пань Лаоу; я только что видел ее в закусочной.

— Да я только слышал о ней от Пань Лаоу, а сам не видал ни разу.

— Она подаяние просит, нищая теперь. Что она еще такое сделала…

— Эту старую дрянь зовут У Айхуа, с молодости все норовила жить получше, а работать поменьше, выражала недовольство политикой партии, специально попрошайничала на улице. А ну говори, ты нарочно социализм чернишь?

У Айхуа что-то сказала в ответ.

Секретарь Чэнь встрепенулся.

— Ах ты, мать твою, ты еще перечить вздумала! У нас доказательства есть! — С этими словами он вытащил из кармана какой-то сверток и потряс им в воздухе. — Товарищи, вы думаете, она и вправду просит подаяние? Нет, у нее в руке разбитая чашка, а в кармане женьшень! Где ж это видано, чтобы человек с женьшенем в кармане побирался?..

— Откуда у нее женьшень?

— Врет он все…

— Небось не разглядел как следует…

Люди не верили насчет женьшеня.

Я знал, что это и вправду был женьшень, сердце у меня забилось сильно, я схватил Ши Гу за руку.

— Брат Ши Гу, плохо дело, плохо дело…

Ши Гу спросил:

— Что такое?

Я рассказал ему о том, как мы с Пань Лаоу встретились в закусочной с Айхуа, Ши Гу от изумления даже привстал.

— Пойдем выйдем на сцену и все объясним.

— Нельзя! Если мы все расскажем, что будет с почтенным Сюем?

Ши Гу в отчаянии вздохнул и снова опустился на корточки.

— Говори, ты зачем, таская с собой женьшень, побираешься?

У Айхуа выпрямилась, подняла голову, громко сказала:

— Женьшень не мой, меня попросили его отнести больному человеку!

— Кто просил, кому отнести?

У Айхуа опустила голову и не ответила.

— Говори! — Секретарь Чэнь с силой ударил ее по спине.

— Нет, я не скажу!

— Раз не хочешь исправляться, не получишь женьшень, иди!

Но У Айхуа вцепилась в секретаря Чэня и завопила как безумная:

— Отдай мне женьшень, отдай мне женьшень!

Секретарь Чэнь что было силы толкнул ее и быстро скрылся за занавесом. У Айхуа упала и подползла к военному начальнику, обхватила руками его ноги и закричала:

— Убейте меня, но не отбирайте женьшень, я должна спасти жизнь одному человеку!

Военный начальник оторопел и машинально повторял:

— Вставай, чего шумишь, вставай…

Я оглянулся по сторонам, поискал глазами Пань Лаоу, но не увидел его. На сердце у меня было тяжело, хоть плачь, я сказал Ши Гу: