Семья Гэ была совсем бедной. Ему было семнадцать, когда в деревню вошли части народно-освободительной армии. Статуи Будды были низвергнуты, на воротах одного из домов появилась вывеска сельского совета. Тогда он впервые услышал о коммунистах и о том, что они атеисты. Это была армия бедняков, и он вступил в нее.
Гэ испытывал настоящую боль, склоняясь утром перед большим портретом Председателя. А когда стоящие вокруг «каппутисты» бормотали предназначенные для декламации лозунги, он молчал. Гэ не верил в богов и не хотел молиться революционному вождю. Ведь это только отдаляет вождя от народа. В конце концов Гэ нашел средство, чтобы не присутствовать на этих утренних молитвах. Он вставал очень рано, шел на поле и полол сорняки, предпочитая обжигающую ледяную воду тем отвратительным минутам.
Поначалу лагерные власти не обращали на него внимания. Но однажды на проверку приехал товарищ Цинь, тогда только что вознесшийся на пост заместителя начальника провинциального бюро. Товарищ Цинь был неприятно изумлен, узнав, что Гэ Лин отсутствует на утренней церемонии перед портретом. Он послал своего любимца Чжана за Гэ.
Когда Гэ явился — босой, заляпанный грязью, — Цинь объявил наказание, состоявшее из двух пунктов. Во-первых, Гэ обязан отстоять перед портретом все то время, которое он пропустил. А во-вторых, в этот день нужно провести собрание заключенных с критикой Гэ Лина, неисправимого «каппутиста», за его контрреволюционные действия.
Казалось, Гэ смирился с наказанием. Он так и стоял, босой, с опущенной головой перед портретом, словно выказывая свою покорность и почтение. Но в душе у него бушевала буря. Множество вопросов теснилось в его голове. Смириться? Думать только о себе? Но что тогда вся жизнь?
Когда его привели на собрание, он уже все решил. Собрание было потрясено его словами. Вместо признания своих ошибок Гэ заговорил о материализме и атеизме, о «Коммунистическом манифесте». Он даже привел цитату: «Мы не нуждаемся в спасителях, снизошедших до управления нами». Лидеры революции — не боги, заключил он. А если кто-то хочет представить дело именно так…
Конечно, договорить ему не дали. Товарищ Цинь тут же объявил что Гэ Лин совершил еще одну контрреволюционную вылазку и должен быть изолирован. Он приказал Чжану Лунси, который выполнял и обязанности редактора многотиражки «Разобьем милицию, прокуратуру и народный суд!», возбудить и предать гласности дело Гэ Лина.
Все было уже готово. Но в это время погиб заместитель Председателя партии Линь Бяо. Утренние и вечерние церемонии перед портретом, выкрикивание придуманных Линь Бяо лозунгов типа «Одно слово Председателя Мао обладает силой десяти тысяч» — вся эта клоунада сразу же прекратилась. На этот раз Гэ был спасен.
Летом 1975-го, после десятилетнего труда на рисовых полях, Гэ вернулся к прежней работе и стал заведовать исправительными лагерями. Но прошло немного времени, и началась кампания «против правого поветрия». Цинь решил, что настал удобный момент.
В начале 76-го, когда Гэ уехал инспектировать какую-то отдаленную тюрьму, товарищ Цинь приказал своим людям вскрыть сейф Гэ Лина и тщательно проверить все записи. В старой записной книжке были обнаружены фразы: «Мы не должны рассматривать Мао Цзэдуна как бога. Или как вождя, которого ни в чем невозможно превзойти. В противном случае все разговоры о нем как о революционном лидере — пустая болтовня» — и т. п.
О Цине шла слава как о жестоком и упорном человеке. Несмотря на не лишенную некоторой элегантности внешность, голубые глаза, улыбку, он был известен своей безжалостностью. Улыбка не мешала ему при случае ударить противника в спину. Товарищ Цинь не имел никакого образования. Он изредка читал книги, но чаще — газеты, и все новые директивы Пекина понимал буквально и дословно.
Он был страшно рад найденным у Гэ строчкам, которые ясно доказывали, что тот давно является противником идей Председателя Мао. Немедленно Цинь позвонил по телефону и отдал приказание отозвать Гэ из командировки. Первоначально он хотел изобразить все дело как последствие произведенной у Гэ кражи, но теперь это было не нужно. Когда Гэ Лин явился, Цинь сообщил ему, что лично приказал проверить его бумаги.
Бледный от бешенства, Гэ почти кричал:
— Это фашистские методы! Я буду протестовать!..
— В настоящий исторический период, — сказал Цинь улыбаясь, — диктатура направлена против «каппутистов» и «реставраторов». Вроде тебя… Ты всю жизнь ненавидел и ненавидишь идеи Председателя. Контрреволюционная деятельность — это для тебя еще слишком мягкое обвинение.
Цинь зачитал список всех преступлений, совершенных Гэ в «школе 7-го мая», и фразы, найденные в блокноте. Потом дал Гэ ручку.
— Все доказано твоими словами и твоими поступками. У тебя найдена контрреволюционная декларация. Подпишись.
Ручка с резким треском сломалась в тяжелой, огрубевшей от многолетнего физического труда руке Гэ. Губы его дрожали.
— Ты не смог сладить со мной при Линь Бяо. И думаешь — выйдет теперь?
Цинь поднял брови: