Современная литературная теория. Антология

Из истории нам известно о «споре древних и новых». С определения этих концепций я и начну. У термина modern (новый, современный) долгая история, которую подробно рассмотрел Ганс Роберт Яусс. Впервые слово в его латинской форме modernus было употреблено в V в. для разграничения настоящего, которое стало официально христианским, от римского языческого прошлого. Варьируя содержание, термин modern всякий раз обозначает сознание эпохи, которая соотносит себя с эпохой ушедшей, рассматривает себя как результат перехода от старого к новому.

Есть мнение, что концепция модерна, новой современности относится только к эпохе Возрождения, но это слишком узкий взгляд. Люди считали себя новыми и современными при Карле Великом в XII в. точно так же, как во Франции XVII столетия, во время знаменитого «спора древних и новых». Иными словами, термин modern появлялся в Европе всякий раз, когда сознание новой эпохи формировалось в процессе определения своего отношения к древним, больше того – всякий раз, когда античность рассматривалась как образец для подражания.

Очарование античной классики для всей последующей европейской культуры впервые начало меркнуть в эпоху Просвещения во Франции. Во всяком случае мысль о том, что стать «современным» можно только оглядываясь на античность, уступила место вере, порожденной современной наукой, в бесконечный прогресс знания и бесконечное приближение к общественному и моральному совершенствованию. Вследствие этих перемен возникла другая форма модерного сознания. Романтический модернист отрицал античный идеал классицистов; он искал идеала в других исторических эпохах и нашел его в идеализированном Средневековье. Но и этот новый идеал, утвердившийся в начале XIX в., долго не продержался. В ходе этого столетия из романтического духа возникло то бунтарское, исполненное радикализма сознание современности, которое освобождается от любых исторических уз. Этот последний по времени эстетический модерн просто-напросто абстрактно разрывает традицию и современность; мы в каком-то смысле все еще современники той эстетики модерна, которая зародилась в середине XIX в. С тех пор отличительной чертой современного искусства становится «новизна», которая быстро устаревает и преодолевается новизной каждого последующего стиля. Но если просто «стильное» быстро устаревает, «модерное» сохраняет потаенную связь с классикой. Конечно, любое произведение искусства, которое переживало свое время, всегда считалось классикой. Но дело в том, что произведение модерна может стать классикой и без опоры на авторитет прошлого; произведение модерна становится классикой потому, что некогда оно было по-настоящему современным, модерным. Наше чувство современного создает собственный замкнутый канон классических произведений. В этом смысле можно говорить, например, в отношении истории искусств, о классике модерна. Отношение между «модерном» и «классикой» решительно утратило исторические привязки.

Дисциплина эстетики модерна

Дух и дисциплина эстетики модерна впервые обрели четкие очертания в творчестве Бодлера. С тех пор модерн развернулся в разнообразные авангардные направления и достиг пика в кафе «Вольтер», у дадаистов и сюрреалистов. На всей эстетике модерна лежит отпечаток изменившегося отношения ко времени, которое выражается в метафорах передового отряда, авангарда. Авангард подразумевает проникновение на чужую, неизвестную территорию, встречу с непредвиденными опасностями, завоевание будущего. Авангард должен найти такое направление, которое до него никто не разведал.

Но это движение наощупь, эти предвосхищения еще не определившегося будущего, этот культ нового означают по сути дела возвеличение настоящего. Новое восприятие времени, философски обоснованное у Бергсона, не только выражает новый опыт мобильности индивида в социуме, ускорения исторического развития, фрагментации повседневной жизни. Утверждение ценности всего преходящего, ускользающего, эфемерного, прославление динамизма обнаруживает тоску по неоскверненному, безупречному и стабильному настоящему.

Это объясняет весьма абстрактный язык, к которому модерн прибегает, говоря о «прошлом». Историческая память заменяется героическим уподоблением настоящего экстремальным моментам истории – возникает такое ощущение времени, при котором декаданс моментально узнает себя во всем варварском, диком и примитивном. Анархистский характер намерения взорвать историческую последовательность заложен в подрывном характере нового эстетического сознания. Модерн бунтует против нормализующей функции традиции, против всяческой нормативности. Этот бунт – один из способов нейтрализации буржуазных стандартов морали и пользы. Модерное эстетическое сознание постоянно разыгрывает спектакль между закрытостью, таинственностью и публичным скандалом; все внешне притягательное имеет над ним власть, в основе которой – дрожь, сопровождающая любую профанацию, и все же оно неизменно бежит пошлых результатов этой профанации.