Современная литературная теория. Антология

Жан-Франсуа Лиотар

Жан-Франсуа Лиотар (Jean-Fran3ois Lyotard, 1924 – 1998) в течение пятнадцати лет был членом одной из левацких революционных групп во Франции, в 60-е гг. отошел от марксизма. Преподавал философию в Парижском университете VIII, автор многочисленных книг, переведенных на разные языки мира. Ведущий теоретик постмодерна, предложивший такие ключевые для современной философии концепции, как метанарратив, перформативность, он определяет постмодерн как «недоверие к метанарративам». В предлагаемом эссе, впервые опубликованном в 1982 г. в журнале «Критик» (Critique), он полемизирует с концепцией постмодерна, выдвинутой Хабермасом, и, не доверяя рационализму, продолжает ницшеанскую традицию обнажения «кризиса легитимации» всего современного знания. Эстетику постмодерна он объясняет как вопрошающую эстетику «возвышенного», что возвращает нас к истокам современной философии, к Канту, и постмодерн, по Лиотару, оказывается возвращением к истокам модерна, их пересмотром и уточнением. Оценка его блестящих работ пока крайне неоднозначна.

Основные работы: «Состояние постмодерна» (La condition postmoderne,1979), «Просто играя» (Just Gaming, 1985), «Странствия. Закон, форма, событие» (Peregrinations. Law, Form, Event, 1988), «Бесчеловечное» (L’Inhuman, 1988).

Жан-Франсуа Лиотар Ответ на вопрос: что такое постмодерн?

Требование

Мы живем в эпоху замедления – я имею в виду характер времени. Со всех сторон раздаются призывы покончить с экспериментаторством в искусстве и в остальных областях. Я читал одного историка искусства, который превозносит реализм и борется за воцарение новой субъективности. Я читал одного художественного критика, который продвигает на рынок «трансавангардизм», призванный заменить традиционную живопись. Я читал, что под знаменем постмодернизма архитекторы избавляются от традиций Баухауза,[102] выбрасывая ребенка экспериментаторства вместе с водой функциональности. Я читал, что некий новый философ обнаружил то, что он забавно окрестил иудео-христианством, и теперь намеревается положить конец богохульству, которое нас окружает. Я читал во французском еженедельнике, что есть люди, недовольные «Тысячей картинок» Делёза и Гваттари,[103] потому что они полагают, что книга по философии должна иметь какой-то смысл. Я читал утверждение уважаемого историка, что авангардные писатели и мыслители 1960– 1970-х гг. установили языковой террор и что следует восстановить условия для плодотворного взаимопонимания, заставив всех интеллектуалов говорить на одном языке – на языке историков. Я читал молодого философа языка, который жалуется, что европейская мысль, столкнувшись с вызовом говорящих машин, отдала действительность на откуп машинам, что язык теперь ориентирован не на действительность, а на то, что примыкает к лингвистике (мы говорим о речи, пишем о письме, живем в интертекстуальности), и который считает, что пришла пора восстановить прочные связи языка с действительным миром. Я читал талантливого театроведа, для которого постмодернистские игры и фантазии ничего не значат в сравнении с политической властью, особенно если встревоженное общественное мнение призывает власть к политике тоталитарной слежки перед лицом ядерной угрозы.