Современная литературная теория. Антология

Я читал уважаемого мыслителя, который защищает модерн от тех, кого он называет неоконсерваторами. Под знаменем постмодерна, считает он, последние собираются покончить с незавершенным проектом модерна, то есть Просвещения. Даже последние адвокаты разума, такие, как Поппер[104] или Адорно, по его мнению, могли защищать проект модернизма только в отдельных сферах – автор «Открытого общества» делал это в политике, автор «Теории эстетики» – в искусстве. Юрген Хабермас (все его уже узнали) считает, что если модерн не удался, то потому, что позволил распасться целостности жизни на отдельные специальности, которыми заведуют компетентные эксперты, тогда как конкретный индивидуальный опыт привел к десублимации значений и разрушению формы, и это было вовсе не освобождением, а проявлением той всепоглощающей скуки, которую более века назад описал Бодлер.

Следуя за Альбрехтом Велмером, Хабермас полагает, что лекарством от этого расщепления культуры и ее отдаления от жизни может быть только «изменение статуса эстетического переживания, когда оно больше и не опирается на вкусовые суждения, а используется для размышлений над жизнью и историей», т.е. когда эстетическое переживание соотносится с проблемами бытия. Тогда это переживание становится «частью языковой игры, которая больше не относится к эстетической критике»; оно включается в «процессы познания и нормативные ожидания»; оно «меняет способы соотношения между этими моментами». Коротко говоря, Хабермас требует от искусств и доставляемого ими опыта сближения когнитивного, политического и этического дискурсов, что должно открыть путь целостности опыта.

Я хочу понять, о какой целостности говорит Хабермас. В чем цель проекта модернизации – в создании социокультурного единства, в котором все элементы повседневной жизни и мысли уподобятся органическому миру? Или необходимый процесс сближения между гетерогенными языковыми играми – когнитивными, этическими, политическими, – принадлежит к другому порядку? Если это так, как это обстоятельство повлияет на возможность их синтеза?

Первое предположение, исходящее из гегельянского духа, не ставит под вопрос понятие диалектически целостного опыта; второе по духу ближе к кантовской «Критике способности суждения», но как и «Критика», оно должно быть подвергнуто той суровой переоценке, которую постмодерн ведет по отношению ко всей философии Просвещения, с точки зрения единого конца истории и субъекта. Эта переоценка была начата Витгенштейном и Адорно и продолжена другими мыслителями (французскими, но не только), которые не имеют чести принадлежать к кругу чтения профессора Хабермаса – но по крайней мере это спасает их от плохих отметок за неоконсерватизм.

Реализм

Те требования, которые я привел вначале, не равнозначны. Они могут даже противоречить друг другу. Некоторые выдвигаются во имя постмодерна, другие направлены против него. Это разные вещи – выдвинуть требование обязательности референта (и объективной реальности), требование наличия адресата (и публики), отправителя (и субъективной экспрессивности) или коммуникационного консенсуса (общепринятого кода общения, например, в этом качестве можно предложить исторический дискурс). Но в разных призывах приостановить художественное экспериментаторство мы видим один и тот же пафос регулирования, стремление к единству, целостности, идентичности, безопасности, популярности (в смысле обретения своей публики). Художников и писателей следует вернуть в общество, или, если общество полагается больным, по крайней мере, дать им задание вылечить его.