Современная нидерландская новелла

Он осторожно положил руки между острыми осколками, уперся в забор ногой и подтянулся. Одна нога — на неровных стеклянных зубцах, которые кое-где обломались и потеряли свою опасную остроту (судя по всему, ребята не раз лазили в этом месте через забор), другая нога — еще внизу, он прыгнул. Упав в траву на заброшенном пустыре за школой, он вскочил и побежал.

«Предатель», — отчетливо произнес голос в его голове.

«Нет, нет, совсем нет, тебя ждут родители», — сказал другой голос.

«Но зачем же ты тогда обещал?» — воскликнул первый голос.

«Тебе с самого начала не нужно было идти с ней, ты сам во всем виноват, ты влюбился в нее, — слышал он. — Гуляй лучше с Дориной, она ждет тебя, и она будет…»

«Неправда!» — возразил другой голос, и Себастьян спросил себя, что же означает это «неправда».

Дома он увидел на столе перламутровую раковину.

Какое им до нее дело? Или они думают, что он ее украл? Дома была только приемная мать, и она сразу же спросила, где он взял раковину.

— Нашел, — соврал он.

— Где же?

— В парке.

— В парке?

— Да.

Она видела, что он говорит неправду и хочет скрыть, откуда взялась эта раковина. На переносице у нее появилась сердитая морщинка. Он вспомнил о вчерашнем вечере, когда опять поздно вернулся домой и приемный отец избил его так, что у него белела вся голова. Его отправили спать без ужина, и тогда ему захотелось есть, несмотря на то что у нее он ел пирожные и пил кока-колу.

— Где ты взял эту раковину? — опять спросила она.

— Мне ее подарили.

— Ты лжешь. Я не верю ни одному твоему слову. Ты лгун.

Она подняла руку, чтобы ударить его.

Но он опередил ее, схватил со стола раковину и помчался наверх в свою комнату. Она не стала его преследовать. Сидя на попоне, покрывающей кровать, под защитой пока еще надежных стен своей комнатки, сжимая в руках бесценное сокровище (ибо кто же подарит маленькому мальчику такую раковину — никто, только она и только ему), он ожидал возвращения приемного отца, когда его позовут обедать и когда он, вероятно, снова получит взбучку — на сей раз из-за раковины, ведь приемный отец тоже, наверное, думает, что он ее украл.

Снизу донеслось хлопанье дверей. Вопросительный голос приемной матери, немного медлительный, и в ответ глухое ворчание мужчины.

Шаги по лестнице. Он.

— Что тут еще случилось? — спросил он угрюмо.

Себастьян думал: «Раковина у меня уже четыре дня. Она видела ее еще утром в среду, когда убирала кровать. Почему же она тогда ничего о ней не сказала? Или, может быть, ему она сказала?»

Он никогда не мог понять поступков взрослых.

Приемной матери он сначала сказал, что нашел раковину, потом — что ее подарили. Теперь он не говорил ничего. Других объяснений не было. Он не мог ее купить, потому что даже не знал, существуют ли магазины, где продаются раковины; он, во всяком случае, таких магазинов не знал.

Мужчина ждал ответа. Но ответа не было.

— Ну ладно, в таком случае ты останешься здесь без обеда. Когда надумаешь, спустись вниз, тогда мы посмотрим.

Дверь захлопнулась.

Себастьян смотрел на раковину. Когда он поворачивал ее в густеющих сумерках своей комнатки, на ней появлялись новые краски и блики.

Он различал в них павлиньи хвосты и радугу.

Снизу время от времени доносились голоса приемных родителей. Конечно, они говорили о нем.

Он поставил раковину на ночной столик рядом с кроватью, на серебряную бумагу, которую никто не тронул.

Он разделся, забрался под одеяло и стал смотреть на шкаф, где находилась его коллекция, состоявшая из собранных на берегу реки птичьих костей, деталей конструктора и книжек с картинками, где он хранил серебряную бумагу, — впрочем, с появлением раковины она сразу утратила свое значение.

Затем его взгляд скользнул на ночной столик около кровати и на перламутровый предмет величиной с ладонь, который ему теперь хотелось не трогать, а только рассматривать — матовые всплески изменчивых цветов в сером вечернем свете, струящемся в окно.

Было что-то утешающее и радостное в том, что он остался наедине с ее подарком. Потом снова послышались шаги. Темная дверь отворилась. Сквозь пелену и сна, и слез он увидел, как к нему подошла она, заполняя комнату широкими струящимися волнами своей шубки, которая свежо пахла ночью и осенним холодом и была усыпана кристаллами вечерних звезд — даже глазам больно.

Ее губы, точно две половинки редкостной тропической раковины, раскрылись в медлительной, долгой улыбке.

Со стучащим сердцем он сел в кровати.

— Пойдем, — сказала она.

Я. М. А. Бисхёвел

Перевод С. Горбунова

ВЕЛОСИПЕДИСТ В МОРЕ