Современная нидерландская новелла

Белькампо

ВЕЛИКОЕ СОБЫТИЕ

Перевод А. Орлова

Наша Земля круглая, и повсюду на ней свирепствует история. Поднимаются восстания, шатаются троны, падают короны, взрываются бомбы, несутся к небу крики, течет кровь.

Но я знаю один городишко, который остался таким же, каким он был в день своего основания, — Рейссен. Что я сказал? Рейссен остался? Нет, Рейссен оставался таким, ибо Рейссена больше нет, и ничего больше нет, даже тебя, читатель, больше нет. Прочти этот рассказ и пойми, что тебя больше нет.

Итак, Рейссен. Широкая полоса лугов и болот ограждала его от всех мировых потрясений — здесь ни разу не взорвалась бомба, ни разу чужой штык не проникал в городские пределы, ни разу недолговечные, а стало быть, бесполезные призывы не тревожили рейссенцев. Правда, некогда здесь были земляные укрепления, но их срыли еще до начала Нидерландской революции. «Эта революция показалась нам ужасно длинной, — сказал якобы один из городских советников, — из-за засохшего дерьма повсюду, в нем-то, друзья, и было все дело. Порядок в городе куда-то пропал».

О порядке в городе не забывали, но скот по-прежнему содержался в домах, возле дверей лежали кучи навоза, коровы и свиньи бродили по улицам, на свой лад улучшая проезжую часть, хотя в конце концов для целей благоустройства был построен большой завод. Городишко с таким образом жизни не мог, разумеется, играть какую-либо роль в нашем мире, равно как и человек, не пожелавший отказаться от провинциальных манер.

Однако же Рейссен располагал всем, что могло обеспечить ему полнейшую самостоятельность и независимость.

В городе было и дерево, и глина для построек, там пряли и ткали, вокруг хватало полей и лугов, хватало торфа. Лишь раз в тридцать лет приходилось ездить в соседний город за жерновами.

Горожане образовывали замкнутый мирок. На тех, чьи предки приехали из других мест, веками показывали пальцем. И о рейссенцах, перебравшихся в другие места, тоже сплетничало не одно поколение.

Река Регге издревле была судоходной, но никто из рейссенцев этим никогда не пользовался, судоходство находилось в руках жителей Энтера. В англо-голландских войнах, которые велись на море, рейссенцы тем более не участвовали.

За исключением Адама Лангенберга, хоть сколько-нибудь известные люди в Рейссене не проживали, да это и к лучшему, ибо они всегда вызывают беспорядки, опасные для размеренного образа жизни.

Духовная жизнь, основанная на вечной и непоколебимой вере, и экономика, зиждущаяся на еще более вечных и непоколебимых законах природы, помогли Рейссену сохраниться в неизменности на протяжении многих столетий. Наиболее полно взгляд жителей Рейссена на мир выражен фразой, которой они с незапамятных времен отвечают на вопрос, как идут дела: «Да как вам сказать? То туда, то сюда». Это означает, что дела потихоньку идут.

Но всегда ли так будет и впредь? Не случится ли однажды, что они пойдут не туда, а только сюда или не сюда, а только туда?

В человеке есть что-то от бумеранга. Отважно бросает он себя в жизнь на головокружительную высоту, но, достигнув этой высоты, неизменно оглядывается назад, и однажды желание вернуться превозмогает желание подняться еще выше.

Вот и я после многолетнего кружения в заоблачных далях воротился в Рейссен моей юности.

Тот же шелест вереска, тот же шум сосен, та же мирная возня с растениями и животными, та же спокойная решительность бытия — то, что в детстве я безотчетно воспринимал как счастье, вновь окружало меня со всех сторон. Я вновь находился среди людей, готовый каждый час вести неторопливые и мудрые беседы, наука вновь ограничивалась местным врачом и местным учителем, а что касается искусства, то я точно знал, где стояло единственное в радиусе пятнадцати миль пианино. У пекаря на Большой улице, чей род знавал и лучшие времена, висели две картины Сполера, а в Остерхофе, здешнем замке, сохранился прижизненный портрет принца Морица. Стихи сочинялись только про николин день^[1]или для рекламы в еженедельной газете.

Мне дали местечко в городском магистрате, тепленькое местечко. Оно обеспечивало мне не только уважение сограждан, но и небольшой доход. Однако это не помешало мне поселиться на Большой улице, в старом доме с большим подвалом и большим чердаком, с большим садом и большими липами. Бумеранг вернулся в исходную точку. Да, я даже ночевал снова на чердаке, где спал еще мальчишкой, а потом юношей, во время долгих студенческих каникул, в комнатке, расположенной выше всех домов Большой улицы, напротив церкви. Когда я умывался или натягивал брюки, я смотрел поверх домов на церковь, на вершины деревьев и на большой кусок неба.