Современная нидерландская новелла

— Таких мужчин, как твой отец, конечно, раз-два и обчелся, можешь мне поверить. Я день и ночь благодарю судьбу за то, что она мне его послала, хотя мое счастье и длилось недолго. Смерть — страшная штука, — продолжала она шепотом, — но развод еще хуже. У меня по крайней мере остались чудесные воспоминания.

Нел презрительно наморщила лоб.

— Впрочем, девочка, не горюй. Ты еще так молода, встретишь другого мужчину, хорошего человека, который будет охотно забавлять Йохана. Подумай и о нем.

Нел кивнула.

— Я недавно уложила его спать. Он так устал, что и одной ложки каши не проглотил, сидел и колотил ручками по тарелке, тарелка перевернулась, вся каша растеклась по полу, — вздохнула она и добавила, улыбаясь, словно имела в виду совсем другое: — Наверное, не стоит так говорить, но я все-таки надеюсь, что он не станет такой швалью, как его папаша.

Стин помешала в чашке.

— Хорошо еще, квартира тебе останется.

— Так положено, — сказала Нел. — Жаль только, что мы не остались с тобой на бульваре Мердерфорт.

— Ну, когда Йохан научится самостоятельно взбираться по лестнице, тебе станет полегче, — утешила Стин. — Конечно, жаль, я ведь могла бы за ним присматривать. Я уже давно догадалась, почему Ханс так жаждал сюда переселиться. Чтобы от меня избавиться, а вовсе не для того, чтобы укрепить вашу семейную жизнь.

— А помнишь, ты называла улицу Марияхуве «Мария-давай», — прыснула Нел, — потому что здесь полно ребятишек.

— Как же, помню, — ответила Стин. Помолчала и со злостью добавила: — Стоило мне у вас появиться, как он начинал хлопать дверьми, а когда я ему однажды сказала, что ты для меня не только дочь, но и подруга, фыркнул мне прямо в лицо.

Нел еще раз основательно высморкалась, сунула платочек в рукав и снова наполнила чашки.

— У меня еще есть кекс, — сказала Стин, — совсем забыла из-за всех этих передряг. — Она порылась в сумке. — Сколько он будет тебе платить алиментов?

— Шестьсот плюс квартирная плата.

Дождь барабанил в окна. Нел включила радио, скрестила руки на груди и лениво откинулась за спинку стула.

— Начну новую жизнь, — мечтательно сказала она, а мать убежденно кивнула, соглашаясь с ней.

— Надо оставить кусочек малышу, — вставила она, — пусть полакомится, когда проснется.

РАЗРЫВ ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Перевод И. Волевич

Сегодня он последний раз едет домой в это время и этим автобусом. Больше он уже не откроет дверь собственным ключом, не оставит портфель на вешалке и не сядет за накрытый стол. Если поспешить, то можно вернуться обратно тем же автобусом, который на конечной станции сменит табличку Марияхуве на Хаутруст и через десять минут снова остановится у почты.

Он протиснулся вперед, автобус рывком тронулся с места, пассажиры зашатались, как падающие костяшки домино, и он ухватился за молодую женщину, стоявшую рядом с ним.

— Извините, пожалуйста, — сказал он и вцепился в штангу рядом с ее худощавым запястьем. Пальчики у нее красные, обветренные, с мясистыми подушечками и обкусанными ногтями. Рукав плаща задрался до локтя. Ей, наверное, холодно, подумал он, заметив, что светлые волосенки на бледной обнаженной коже ее руки стоят торчком. Взглянул на затылок. Волосы точь-в-точь как у Нел — жидкие, бесцветные, жирные, с перхотью в проборе. Теща уверяла, что волосы у Нел золотистые. В Индонезии все прямо-таки сходили с ума, туземцы, по ее словам, говорили, что у дочки туана волосы как у ангелочка, а когда теща в сотый раз долбила одно и то же, она надменно задирала свой морщинистый нос и восторженно смотрела на Нел, которая, конечно, считала себя писаной красавицей. У Нел, разумеется, не такой отставленный широкий зад, не такие уродливые ноги в стоптанных туфлях и нос картошкой, как у ее мамаши, но, в общем, она такая обыкновенная, такая ничем не примечательная, что он быстро отучился на нее глядеть.

Лицо его матери походило на печеное яблоко, но все же на нее можно смотреть и даже терпеть, как она чавкает за столом. А недовольные складки по сторонам Нелиного рта, стоит ему только пристально на нее взглянуть, напоминают ее пудинги из концентратов — когда их вынимают из формы, они трескаются и разваливаются.

— Почему не проходите вперед?! — крикнул шофер. — Чего толпитесь у входа! Эй, там, на задней площадке, проходите!

Он протиснулся дальше. Девица вытащила из-под его руки свою ручку с обкусанными ногтями и скользнула на свободное место, которое никто из стоявших в проходе мужчин, несмотря на их утомленный вид и неудобную позу, не хотел занять.

В автобусе пахло мокрой одеждой. Окна запотели, кое-где в них протерли глазки́. У них дома окна тоже туманились, если Нел включала увлажнитель, чтобы сухость воздуха не портила цветы и ее кожу. Как-то он сел за стол выписать несколько квитанций, а эта штука вдруг завыла и разбрызгала воду так сильно, что чернила растеклись и пришлось начинать сызнова.

«Сам виноват, — сказала Нел. — Если тебе приспичило работать, отправляйся в спальню».