Современная норвежская новелла

Телка поднялась в стойле и овцы тихо заблеяли во мраке, когда она открыла дверь. «Ну-ну-ну», — бормотала она, словно разговаривая с детьми. Она всегда любила ходить в хлев, за исключением тех весенних дней, когда туго было с кормами. «Сейчас сена у нас достаточно, больше чем достаточно», — думала она, пробираясь ощупью мимо пустого стойла, где недавно стояла корова. Они лишились ее летом, незадолго до того, как ей пора было возвращаться с пастбища. Бирте и Сигвал искали ее несколько дней и нашли потому, что путь к ней указали вороны. Она поскользнулась на склоне и упала в глубокую расщелину у фьорда. Расщелина была неприступна, и Сигвалу не удалось заползти туда, чтобы хотя бы достать ошейник. Корова, вернее, то, что от нее осталось, лежит там до сих пор. Всю осень вороны кружили над этим местом, напоминая Бирте о случившемся. Когда она, стоя на вершине склона, смотрела, как отвратительные птицы клевали распухший труп, у нее начинала кружиться голова и в какие-то мгновения казалось, что ей пришел конец. Сигвал плакал, и ей самой слезы подступали к горлу, но она сдерживалась. Она знала, что это не поможет. А поддашься этой дури — слезам, не остановишься. Тогда уж сдавайся, ложись и помирай.

Потеря коровы — тяжкое горе. Каждый раз, проходя мимо пустого стойла, она думала об этом, но уже не впадала в уныние, не чувствовала себя бессильной. От вида пустого железного кольца ее охватывала злоба, и она ругалась про себя, притворяясь перед самой собой, что думает только об ошейнике. Такой хороший ошейник лежит там без всякой пользы!

О да, она верила в бога, благодарила его за пищу, за то, что он дарует ей здоровье, молилась каждый вечер, прося его лишь о том, что было в пределах доступного. Она знала, что незачем беспокоить его без нужды. Не мог же он вдохнуть жизнь в труп коровы! Поэтому она и ругалась, хоть и знала, что это нехорошо. Это был своего рода тайный договор, право, от которого она не хотела отказаться, ибо чувствовала, что это ей помогает, когда ничто другое уже не помогало.

Она возилась в темноте, осторожно раздавая сено телке и овцам, каждому по маленькой охапке. Сена было достаточно, но она все же экономила. Может быть, кому-нибудь на побережье придется туго в марте или апреле, может быть, ей удастся продать тачку или две. «Тогда люди поймут, как тяжко подниматься так высоко», — злорадно думала она. А сегодня они с Сигвалом пойдут в город продавать солому. Не так ее много и не такой уж ходкий товар, но все-таки кое-что. Они пойдут не с пустыми руками. В прежние годы приходилось экономить солому, а сейчас корма достаточно, можно продать. От этого будущее казалось не совсем уж мрачным.

Нужды пока еще не было, но недостаток уже ощущался. Она снова и снова пересчитывала все, что имела: картофель, немного сельди… В худшем случае придется продать овцу. Когда Тунетте умрет, придется это сделать, похороны стоят денег. Где-то в туманном и постыдном будущем маячил последний и горький выход — просьба о помощи. Касса для бедняков! Но она сразу же отказалась от этой мысли. Об этом сейчас речи нет и вообще речи быть не может!

Она налила воды в ведро из бочки, которую наполнила еще с вечера, чтобы вода не была очень холодной. Постояла около телки. Она отелится в феврале. При каждом глотке воды, который делала телка, видны были движения плода. Бирте погладила телку, бормоча что-то. Движения неродившегося теленка поддерживали в ней надежду, лишь бы с телкой ничего не случилось.

Тюки приготовили накануне, большой — Бирте, маленький — Сигвалу. Готовя тюки, Бирте сомневалась, не слишком ли трудно будет мальчику нести тюк, ведь путь такой долгий. Но он был упрям и стоял на том, что ему тоже нужен тюк, и она уступила. Убедить ее было нетрудно. Все может обойтись хорошо, а ему надо привыкать носить тяжелые ноши.

Она шла, согнувшись под тяжестью тюка, осторожно передвигала ноги на узкой овечьей тропинке, которая еле-еле проступала темной полоской среди вереска. Фонарь она отводила немного в сторону, чтобы светить шедшему сзади Сигвалу. Она слышала его громкое дыхание. Иногда он отставал, тогда она останавливалась и ждала, пока снова не услышит его шаги.

Она знала каждый камень, каждое дерево вдоль тропинки, для нее ничего нового не было здесь, и все же казалось странным идти здесь с фонарем. Трава была бела от инея. Камни и кусты можжевельника отбрасывали темные тени на склон по другую сторону ручья, внизу между камней бело-голубым отливали глыбы льда. Они казались такими необычными от падавшего на них света фонаря. Хорошо, что Сигвал с ней, хорошо, что она не одна.

Единственное, чего она боялась, — быть одной. Она все могла выдержать — тяжкий труд, голод, холод, мысли ее ограничивались только сегодняшним днем, она знала, что всегда найдется выход. Лишь бы рядом был кто-то, кому она нужна, кто-то, о ком ей нужно заботиться.