Современная норвежская новелла

Хоть бы он сказал когда: «Как бы мне хотелось, чтобы у тебя это было!» И все, вполне достаточно, она не терзалась бы больше. Хоть бы он когда сказал: «Моя любимая». Но он не употреблял таких слов.

Да, теперь она поняла, в чем суть. Поток слов смыл все лишнее, очистил, обнажил дно. Она видит теперь, чего ей не хватает. Все это мертво, не мучит ее больше. Но она еще тащит в себе этот мертвый груз, который ее отравляет. И ей стыдно. Стыдно за все те банальные, жалкие слова, которыми она пыталась выразить невыразимое. Глупые, неуклюжие обличья простой истины.

— Хоть бы когда-нибудь ты сказал… — шепчет она.

— Что сказал?

— Нет, ничего, — говорит она, мучаясь стыдом, тяжело опускается на стул и плачет беззвучно.

Он стоит, опершись руками на спинку стула, крепко за нее ухватившись. Отняв мокрый комочек носового платка, она краешком глаза видит, как в нем тоже нарастает обвал. Это застывшее, замкнутое лицо, эта сведенная нижняя челюсть, вдруг неожиданно широкая, массивная. Страх заползает в нее, извечный страх женщины перед мужчиной, перед господином, властелином ее судьбы.

Она понимает вдруг, что только еще больше напортила себе. Такое теперь чувство, будто все произошло помимо ее воли, будто кто-то другой ее толкнул…

Он молчит. Она плачет потихоньку, вслушиваясь в молчание. Молчание колеблется, дышит невысказанным. В словах проку мало, никак не подберешь нужных, единственно верных. А молчание давит тяжестью невысказанного. Наверху скрипит кровать, кто-то из детей ворочается во сне. И явственнее становится предчувствие нарастающей катастрофы. Ожидание мучительно.

Наконец он открывает рот. Завтра же он предпримет первые необходимые шаги, разузнает о юридической стороне дела. Пока он вынужден будет снять себе комнату где-нибудь в городе, как-нибудь устроиться. Это необходимо сделать и ради них обоих, и ради детей, во избежание дальнейшего обострения отношений. И нельзя сказать, что его это не устраивает, скорее наоборот. Ее, видимо, тоже, если исходить из всего сказанного ею.

Она не отвечает. Парализованная его ледяным тоном, она машинально следует глазами за его ногами на полу: от углового шкафчика к качалке и снова к шкафчику.

Жить на два дома, думает она. На два дома. В этом году опять не удастся сводить детей к зубному. У Эрлинга уже восемь дырок, у Арне пять. И Астрид жаловалась на зуб. И я ведь, можно сказать, уже пообещала ей новое пальто к осени, пообещала, во всяком случае, поговорить с отцом. Еще год ей в старом не проходить, просто жалко на нее смотреть. А Герту нужны ботинки, обязательно.

Дырки в детских зубах отдаются болью в ее собственных. Она представляет, как Астрид выскакивает из подъезда в своем до смешного коротком пальтишке (и выпустить уже больше нечего). Потом ей представляется муж: лысый, близорукий, с брюшком, один-одинешенек в жалкой комнатенке, со злой, ворчливой хозяйкой. Что-то старое, забытое, какая-то теплая волна поднимается в ней и снова наполняет глаза слезами.

А он вспоминает сверхурочную работу, бессонные ночи, постоянные жертвы. Мятежную тоску по старой холостяцкой жизни. Или по какой-то новой, по новым женщинам. И неприятное чувство, когда надо возвращаться домой. Он тоже волочит за собой мертвый груз, наивное разочарование мужчины: оказывается, он имеет дело вовсе не с тем идеальным созданием, в которое когда-то влюбился. Он дает ей это понять. Он целится тщательно, не торопясь, и каждый камень попадает в цель.

Опора на жизненном пути, верный союзник, короче говоря, жена — вот о чем он мечтал когда-то, но…

— Я вынужден был сносить твою взбалмошность, постоянные перемены настроения, твое вечное недовольство, это гнетущее молчание. Я мог бы поступать, как поступают в таких случаях другие мужчины: ходить с приятелями в кафе, веселиться, но нет — я шел домой, считал это своим долгом. Один бог знает, чего мне это иногда стоило. Я буквально за шиворот тащил себя по лестнице…

Невольно она поднимает голову. «И ты тоже?» — хочется ей сказать, но она не говорит ничего.

— Подарки? — продолжает он. Да господи боже, ему это просто в голову не приходило. Ведь оба они взрослые люди. Как и многие другие, он в таких вещах очень забывчив. Лишних денег на это никогда не было, он из кожи вон лез, чтобы обеспечить им самое необходимое, и думая, она это понимает. Неужели она воображает, что другие мужчины, живущие в подобных условиях, только и думают что о подарках? И какая разумная жена будет этого требовать?

Она отнимает платок от лица, смотрит на него отчаянными глазами:

— Я ведь совсем не это имела в виду…

— Вот как? — Он выжидательно молчит.

Но не успевает она подыскать нужные слова, как он устало пожимает плечами:

— Ну а насчет того, что мужчина на службе должен выглядеть прилично, производить впечатление человека обеспеченного, большинство жен это, к счастью, понимает.

И он был ей верен. Да, да, пусть она не смотрит на него так иронически. Это не такой уж пустяк, когда мужчина годами хранит верность жене.

— Просто случая не было. Кроме того, инициатива нужна. А ты не из таких.

Оказывается, она еще может жалить.