Современная новелла Китая

Ну что ж, попробуем протиснуться — силенок у Чэнь Синя хватало. Расталкивая народ, он влез в самую гущу, с трудом ухватился за поручень у входа и вскочил на подножку. Встряхнувшись, с новыми силами стал пробираться в глубину салона и наконец, сквозь галдеж и выкрики, протиснулся к месту возле окна и схватился за поручень. Но стоять было крайне неудобно, и как ни пытался он приспособиться — все получалось не так: то заденет чью-то голову, то толкнет кого-то в спину. Как ни старался, не мог отыскать удобного положения. Наконец у окружающих лопнуло терпение.

— Угомонишься ты когда-нибудь?!

— Только и знает, что толкаться!

— Эти приезжие такие увальни — вечно толкаются.

— Это кто здесь приезжий?! — Брат протолкнулся поближе к Чэнь Синю. Задетый за живое, он готов был ввязаться в перебранку. Чэнь Синь поспешно схватил его за руку.

— Ну, будет, будет. В такой давке нам еще только свары не хватало!

— Асинь, — шепнул ему брат, — давай-ка нагнись в эту сторону. Вот так, правильно. А левой рукой ухватись за поручень, так тебе будет удобней. Ну что?

И правда, стало намного лучше. Чэнь Синь перевел дух. И хотя было все так же тесно: грудь к груди, спина к спине, можно было хоть как-то держаться на ногах. Повернув голову, он увидел: все, точно сговорившись, качнулись влево, впритирку прильнув друг к другу. Такой способ размещения и в самом деле позволял увеличить вместимость автобуса до предела. Он вспомнил, какая страшная давка была всегда в автобусах в том захолустном городке, где он жил: тамошние жители действовали без научного расчета — в результате теснота и давка становились нестерпимыми, хотя людей в автобусе было не так уж и много. А вот шанхайцы здорово научились жить на ограниченном пространстве!

— Следующая остановка — Средняя Тибетская улица, прошу всех, кто выходит, приготовиться! — раздался в репродукторе голос кондукторши. Она сказала это дважды — на путунхуа^[11] и на шанхайском диалекте. Эти кондукторши, надменные и холодные, манерой держаться напоминали цариц — однако работали при этом четко, что, объективно говоря, было на пользу пассажирам. И Чэнь Синь невольно вспомнил автобусы и кондукторов городка, где он жил. Автобусы были словно из-под бомбежки — сплошь обшарпанные и пыльные, то и дело отправлялись, не дожидаясь, пока закроются двери. У кондукторов не было ни желания служить народу, как это принято говорить, ни элементарной трудовой дисциплины: остановок они не объявляли, и пассажиры вечно застревали в дверях автобуса. А здесь, в Шанхае, все было четко отлажено — в такой обстановке, хочешь не хочешь, сам станешь подтянутым.

Когда они сошли, брат повел его через улицу, где вовсю шумел и бурлил свободный рынок: там торговали овощами и рыбой, курами и утками, шерстяными рубашками и домашними тапочками, кожаными сумками и заколками для волос; предлагали свой товар торговцы пельменями и жареными пампушками; а еще торговали бумажными фонарями и глиняными куклами — над ними красовалась вывеска с надписью «Народные промыслы». Чэнь Синь невольно усмехнулся: вот уж никак он не думал, что в таком огромном городе, как Шанхай, могут быть подобные толкучки. А эта явно готова была поспорить с самой Наньцзинлу^[12], со всем ее современным великолепием!

— Теперь в Шанхае полно таких мест, — пояснил брат. — Власти даже призывают молодежь, которая ждет работы, чтобы сама искала выход из положения!

Услыхав о молодежи, ожидающей работы, Чэнь Синь нахмурился. И, чуть помедлив, спросил:

— Асань, а как твои дела? Ведь ты опять срезался на экзаменах.

Брат опустил голову.

— Сам не знаю, как быть. Видать, не способен я к учебе.

— А в будущем году собираешься сдавать?

— Опять, наверное, провалюсь, — промямлил брат после долгого молчания.

— И ты так спокойно к этому относишься? — сказал Чэнь Синь, закипая.

Брат рассмеялся:

— Ну не дается мне учение, не гожусь я для этого!

— Я и Афан хотели учиться, — но не было возможности. У тебя есть возможность, — но ты не учишься. Ведь ты у нас единственный в семье, кто мог бы поступить в вуз, только настойчивости тебе не хватает.

Брат промолчал.

— Что же ты теперь собираешься делать?

Асань усмехнулся и ничего не сказал. Тут Чэнь Синя кто-то окликнул. Обернувшись, он увидел женщину лет тридцати с небольшим, она держала за руку миловидного белолицего мальчика. Модное платье, завивка, — он никак не мог припомнить, кто бы это мог быть.

— Не узнал? Неужели я так постарела?

— Юань Сяосинь? Ты? А ведь и вправду не узнал. Только не оттого, что постарела, оттого, что еще лучше стала, — сказал Чэнь Синь, улыбнувшись.

— Хорош! — рассмеялась Юань Сяосинь. — Два года бок о бок на одном коллективном дворе проработали, а теперь не узнаешь? Да ты, я гляжу, успел забыть свое прошлое.

— Ну что ты! Просто никак не думал встретить тебя здесь. Ведь ты уехала с первой партией завербованных? И до сих пор все еще в Хуайбэе, на шахте?

— Нет, в прошлом году вернулась.

— Как же тебе это удалось?

— Долго рассказывать. Ну а ты?

— Тоже вернулся, только вчера приехал.

— Вот как… — Голос ее был спокоен. — Чжан Синьху и Фан тоже вернулись.