Современная новелла Китая

— Уйти? — в один голос воскликнули Айя и Божэму.

— Да, я должен идти «учиться».

— Ты, как петух, залетел, помахал крыльями и опять на сторону, — сказал Божэму.

— А нельзя не идти? — помрачнев, спросила Айя.

Гуцзесе покачал головой, не смея взглянуть ей в глаза.

— Папа, можно я тоже пойду с тобой учиться?

— Нет, сынок. Вот вырастешь, папа научит тебя ходить на медведя.

Айя вынесла одежду из оленьей кожи.

— Надень эту, она крепкая, а то твоя совсем истрепалась.

Он накинул новую одежду на плечи, не снимая старой, чтобы жена не увидела раны. Выпил чаю, взял две лепешки и вышел из юрты.

Охотник подошел к привязанной к дереву Вэньцзи, своей любимице. Та завертела головой и завиляла хвостом от радости, встала на задние лапы, норовя прыгнуть на него. Он дал собаке лепешку, погладил по голове, ему так много хотелось ей сказать.

С безысходной тоской покидал он родной дом. Шел медленно, тяжело ступая. И долго еще слышал жалобный лай. Вэньцзи готова была пойти с хозяином хоть на край света, чтобы выполнить свой собачий долг, и изо всех сил старалась разорвать веревку.

«Не хочу я, чтобы ты терпела выпавшие на мою долю страдания. Я тут родился, вырос, стал человеком, я люблю эту землю и непременно вернусь». Он оглянулся. Божэму, Айя и сынишка махали ему рукой. На душе стало еще тяжелее. В листве шумел ветер и пел свою грустную песню. Над деревьями низко нависли тучи.

— Будет дождь. Захватил бы накидку, — крикнул Божэму вслед Гуцзесе.

Величественный и таинственный стоял лес. Ветер разгулялся вовсю. В его завываниях чудились то крики, то стоны, то рев и ржание мчавшегося по лесу табуна диких коней.

— Ничего. Скоро прояснится! — ответил Гуцзесе.

— Папа, когда приедешь, привези мне ружье! — донесся до него голос сына.

— Хорошо, сынок, привезу! — Он вытер слезы.

В последний раз охотник окинул взглядом стоянку. Божэму и Маньди все еще ему махали. Айя, пригнувшись, входила в юрту. Видимо, чтобы украдкой поплакать.

Он вышел на дорогу. И тут вспомнил, что его дожидается отвратительный Чжан Сишэн. Разъяренный, как раненый тигр. И друг, на которого надели наручники, с чуть-чуть знакомым лицом. Настоящий друг, все равно что родной брат.

И он пошел навстречу беснующемуся ветру…

ФЭН ЦЗИЦАЙ БАРКАРОЛА © Перевод В. Сорокин

Фэн Цзицай родился в 1942 году в Тяньцзине. До того, как в 1978 году опубликовал свой первый роман «Кулак во имя справедливости» (совместно с историком Ли Динсином), профессионально занимался живописью, а еще раньше был игроком сборной по баскетболу, преподавателем в художественном вузе, рабочим, коммивояжером. Начиная с 1979 года неоднократно публиковал рассказы, повести, публицистику, пьесы и критические статьи. В их числе «Резная трубка» и «Крик», получившие премии соответственно на Всекитайском конкурсе лучших рассказов 1979 года и первом Всекитайском конкурсе повестей и рассказов.

В 1987 году издательство «Радуга» выпустило в русском переводе «Повести и рассказы» Фэн Цзицая.

* * *

В ту пору мы, мальчишки, каждый день в один и тот же час собирались на берегу моря. Мрачные, не заговаривая друг с другом и даже не здороваясь, мы становились по своим местам и начинали толкать севшую на мель джонку. За двадцать с лишним дней мы продвинули ее всего на два метра. Нос джонки был задран кверху, словно она вытянула шею и всматривалась в морскую даль, корма же глубоко сидела в мокром песке и жалобно стонала. За ней тянулась прорытая нашими усилиями глубокая борозда. На дне лодки колыхалась вчерашняя вода, а в ней отражались, облака и лившийся с неба свет. С палубы свисала высохшая и изменившая цвет морская трава, похожая на толстые и длинные колосья. А еще были накрепко присосавшиеся к бортам моллюски — казалось, покинув лодку, они погибнут. Острые, словно лезвие ножа, створки их раковин больно, до крови резали нам руки. Но никто не хныкал: по-прежнему согнувшись под большим углом, изо всех сил давя на борта, мы неотрывно глядели вперед, в сторону моря. Наконец в один из дней начался прилив. Волны шли со страшным гулом, они вырвали лодку из песчаного плена и увели с собой. Стоя по пояс в воде, мы провожали взглядом бешено прыгавшую на волнах и удалившуюся лодку; мы не кричали, не выражали восторга — мы плакали… Эта картина, это ощущение живут во мне уже тридцать лет, но я до сих пор не понимаю, зачем мы толкали джонку, о чем плакали.