Современная новелла Китая

— Ну дела! Вина у тебя нет, так дай хоть воды глоток — горло промочить. Ох, устал! Полдня мотаюсь туда-сюда, тридцать верст отмахал. Ноги отваливаются. — Он зачерпнул воды из ведра, шумно выпил всю до капли и утер рот рукавом. Потом зевнул, потянулся и лишь после этого крикнул в сторону двери: — Эй, что ты там стоишь? Входи же! Это теперь твой дом. Иди, познакомься: это Правый, о котором я рассказывал, а по-настоящему — Сюй Линцзюнь. Он хороший, только бедный. Но чем беднее — тем славнее, как говорится!

И тут он увидел наконец, что перед ватагой ребятишек, собравшихся у двери, стоит девушка в чем-то нелепом, сером, накинутом сверху. В руках маленький белый узелок. Равнодушно и вместе с тем внимательно она оглядывала его маленькую, пропыленную и продымленную комнатушку. Как будто и впрямь собиралась надолго здесь обосноваться.

— Что?.. Что это такое? Как можно? — он не на шутку испугался. — Ну, знаешь, шути, да знай меру!

— А почему бы и нет? Не валяй дурака.

Насмешник вытащил из кармана листок бумаги и положил, словно припечатал, на край кана.

— Вот тебе и свидетельство. Это документ. Документ, понимаешь? Я сказал в политотделе, что ты не можешь бросить табун и поручил мне все уладить. Ну что, так и будешь сидеть сложа руки? Мы заскучаем. Эй, Правый!

— Как можно? Как это?.. — Он с трудом расцепил руки. Девушка наконец вошла в комнату и спокойно уселась на табурет, с которого он вскочил. Она вела себя так, словно и разговор, и все происходящее не имеют к ней никакого отношения.

— Как можно? Это ваше семейное дело, что ты у меня спрашиваешь? Я этого не знаю, и спросить не у кого. — Насмешник пододвинул к нему «документ». — Ну, ладно! Успеха вам, а я пошел. На будущий год, как родится толстенький малышок, не забудьте налить мне стопочку за его здоровье!

Подойдя к двери, он растопырил руки и, как пугают цыплят, шуганул толпившихся ребятишек:

— А ну, кыш! Чего уставились? Вы что, не видели, как ваш папа на маме женился? Скорей бегите домой, они вам расскажут! Давайте-давайте!

Насмешник махнул рукой и скрылся.

В сумеречном свете лампы он украдкой рассматривал девушку. Не красавица. Маленький нос, вокруг носа мелкие веснушки. Матовые, без блеска волосы, выражение лица усталое, черты мелкие. Ему почему-то вдруг стало жаль ее. Он налил в стакан воды и поставил на деревянный ящик, служивший столом.

Она посмотрела ему в глаза, прочла в них искреннее сочувствие и выпила всю до капельки воду. Это придало ей силы. Она подошла к лежанке, села, отвернув край одеяла. Достала из узелка лоскут синей материи, иголку с ниткой, положила лоскут на колено и, склонив голову, принялась штопать. Она была скованна и подавленна. Казалось, не в силах справиться со своим состоянием, она переносила его на окружающие предметы. Внешне спокойная, она быстро прибрала в доме — сразу стало чище, светлее. Ловкими пальцами прошлась по одеялу, подушке, одежде — словно по клавишам, и зазвучал красивый стройный аккорд.

Вдруг ему вспомнилась бурая лошаденка, и сладко защемило сердце. Ему показалось, что он уже давно знает эту девушку и много лет ее ждал. Незнакомые чувства переполнили душу, смутили сердце. Он не заметил, как подошел к ней, сел рядом, закрыв руками лицо. Он боялся поверить в это неожиданно обретенное счастье — как бы не случилось вслед за ним какой-нибудь новой беды, и в то же время страстно хотелось в это поверить, до конца осознать это новое, прекрасное чувство.

Девушка оставила шитье. Внутренний голос сказал ей, что на этого человека можно целиком положиться. Она легко и просто положила руки на его ссутулившиеся плечи, словно давно его знала, и двое, сидя на лежанке, устланной рваной мешковиной, стали обсуждать свое будущее.

Сючжи была родом из Сычуани. В те годы случалось так, что эта житница не давала даже бататов, и голодающие крестьяне бежали оттуда. Девушкам было еще не так плохо — они выходили замуж в другую деревню, покинув голодный край. Стоило одной обосноваться где-нибудь на чужбине, как следом за ней тянулись ее сестры и подруги. Друг за дружкой оставляли они знакомые с детства горы, долины и реки, перебирались через горные хребты и разбредались по бесчисленным дорожкам и тропкам, кто в сторону Шэньси, кто в Ганьсу. Другие держали путь в Цинхай или Синьцзян. Иногда семья могла наскрести денег на билет, а если нет — ехали, тайком, от станции до станции. В их жалких тощих узелках не было ничего, кроме латаной одежонки, круглого маленького зеркальца да деревянной гребенки. С этим нехитрым имуществом они шли в жизнь, делая ставку на молодость и красоту, чтобы либо выиграть счастье, либо все потерять…