Современная новелла Китая

Вдали в лучах полуденного солнца по склонам гор, отбрасывая тени, ползли облака; выпь, живущая на болоте, спасаясь от жары, опускала клюв в корни камыша и издавала протяжные звуки. Было видно и как от ветра волнами ложится на землю трава, и как пасутся на равнине коровы и овцы, как синеют горы вдали и зеленеет полоска реки. Родина, понятие довольно-таки отвлеченное, сосредоточивалась для него сейчас в том, что охватывал глаз, во всей этой неповторимой красоте. Он ощущал радость — все-таки жизнь прекрасна! Природа и физический труд дали ему то, чего не было, да и не могло быть в классной комнате.

Иногда на луг проливался дождь. Сначала он накапливался вдали, на горных склонах, собирался в облако, пронизанное светом, похожее на шлейф из черной газовой материи. Облако росло, преломляя солнечные лучи и сияя приятным для глаз золотистым светом, который озарял всю равнину. Влекомое ветром, облако потихоньку сползало с гор. И вдруг капли величиной с боб косо устремлялись вниз, закрывая все белесой стеной водяного тумана. Перед тем как это начнется, он загонял табун в узкую полоску леса. Сидя на лошади, с тяжелым кнутом в руке, он мчался навстречу ветру, идущему от тучи, и одежда его трепетала, как крылья. Огибая табун, он подгонял криками отбившихся лошадей. Тогда он ощущал переполняющую все тело горячую силу и знал, что он не ничтожен и не беспомощен. В борьбе с ветром, дождем, тучами комаров и мошки он постепенно вновь обрел уверенность в себе.

Пастухи из разных отрядов собирались вместе только в это время. Для них был сделан специальный навес от дождя, стоявший посреди безбрежного моря белой водяной пыли словно ковчег. Там было холодно и сыро, клубился сизый дымок дешевого табака. Пастухи вели свои разговоры, грубо пошучивали. Странно, что их отношение к жизни, к труду не было ни глубоким, ни сложным, и он беспокоился и удивлялся собственным ощущениям. Наверное, эти люди, простые и честные, считали, что жизнь, несмотря на все ее тяготы, в целом все же хорошая штука, и были довольны. Он чувствовал, что завидует им.

Как-то раз старый пастух — ему было уже за шестьдесят — спросил его:

— Люди говорят, что ты — правый элемент. Что это значит?

Он пристыженно опустил голову, промямлил:

— Правый… Правый элемент — это значит тот, кто ошибался…

— Правые элементы — это те, кто в пятьдесят седьмом говорили правду, — заметил пастух из седьмого отряда. — Они тогда все были ученые.

Этот парень всегда говорил, что думал, и не любил отмалчиваться. Он постоянно подшучивал над товарищами, и за это его прозвали Насмешником.

— Разве говорить правду значит ошибаться? Ведь если говорить неправду, все в мире перепутается, — старик размышлял вслух, посасывая свою трубку.

— А все же, раз зашла речь об этом, лучше, пожалуй, работать, чем быть начальником. Вот мне скоро семьдесят, а глаза видят хорошо, и уши слышат, и спину не скрючило. Жую свои жареные бобы — и ничего мне больше не надо…

— Так ты небось и помрешь — а все работать будешь! — перебил его Насмешник.

— А что в работе плохого? — значительно произнес старик. — Без работы ничего не сделается. Ни жизнь не сложится, да и начальником не станешь без работы, и наукам разным не выучишься…

Эти простые слова рождали в его сердце прекрасное ощущение — словно радуга после дождя. Они приобщали его к честной, прямой простоте, к которой он так стремился, — и сердце наполнялось долгожданным покоем и радостью.

В долгом тяжелом труде, в постоянном соперничестве с природой, которое вели здесь люди, он обретал постепенно устойчивую привычку жить. И эта привычка уже на свой лад перекраивала его. Понемногу прошлое отступало назад, таяло, превращаясь в какой-то смутный, неясный сон. Или не сон даже, а историю про кого-то другого, вычитанную в книге давным-давно. Воспоминания об иной, непохожей жизни были отделены от него новым стойким жизненным укладом. Житье в большом городе все больше становилось похожим на фантазию, а реальным и настоящим было лишь то, что окружало его теперь. И в конце концов он превратился в человека, который годится для жизни на этом куске земли, который и может жить только здесь, — он стал настоящим пастухом.

В год, когда началась «великая культурная революция», люди уже успели забыть его прошлое, и лишь в самый бурный и горячий период кто-то вспомнил наконец, что он — правый элемент и надо бы вытащить его и проверить перед лицом масс. Но как раз тогда пастухи из нескольких отрядов собрались под навесом, посовещались и решили, что пастбища внизу порядком выедены и надо сказать начальству, что пора бы перегонять скотину наверх, на свежие склоны. Само собой, что никому из тех, кто занимался революцией, не хотелось бросать это важное дело и отправляться в горы, на несколько месяцев оторвавшись от дома и семьи. Пастухи помогли ему собрать нехитрый скарб, навьючили на лошадь. Он поскакал верхом, с чувством легкости и свободы покинув это место, где в шуме и гаме выясняли, что хорошо, что плохо. Выбравшись на торную дорогу, пастухи радостно загалдели: