Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

«...Идеи многих российских философов не складывались, как правило, в систему, оставались сверкающими искрами мирового разума, которыми можно восхищаться, но которые не получается последовательно разрабатывать. Не торжество разума, но смятение и терзание духа, вопрошание ради него самого... Впрочем, тому есть объективные основания: позднее развитие светской культуры по сравнению с монастырской; отсутствие обустроенности, инфраструктуры, говоря современным языком, на российских просторах; самодержавие, помноженное на крепостничество; православие и кириллица, поставившие Россию особняком по отношению к лидерам европейского развития. Социокультурная подоплека русского вопрошания — кто и за что виноват, а не что делать. За что мы так провинились, что лишены европейского порядка и благоразумия? Не мудрено, что вопросы, которые мы задаем, представляют собой подлинно философские вопросы, лишенные и даже не предполагающие ответа»[21].

Это важно

Специфические особенности присущи не только русской, но и, например, американской политической мысли. Процитируем известного российского ученого-американиста Эдуарда Яковлевича Баталова (Американская политическая мысль ХХ века. М., 2014):

«...Для всей американской политической мысли свойственна такая черта, как отсутствие интереса к поискам глубоких метафизических (философских) оснований, а значит, и обоснований предлагаемых идей. Европейская политическая мысль вплоть до середины ХХ века, когда она стала испытывать обратное влияние американской мысли, рождалась и развивалась преимущественно как продолжение, дополнение и специфическое преломление философской мысли. Крупнейшие политические мыслители Нового времени — Локк, Спиноза, Монтескье, Руссо, Кант, Гегель, Фихте, Юм, Маркс, Ницше — были выдающимися философами, что находило отражение в их политических учениях. В Соединенных Штатах таких философов ни в XVIII, ни в ХІХ в. не было. Это отчасти объясняет отсутствие в формировавшихся в этой стране политических сочинениях философской базы, которое так бросается в глаза... Даже такие выдающиеся умы, как Джефферсон, Мэдисон, Гамильтон, Джон Адамс, Франклин, и такие крупные политические мыслители, как Вильсон, Кроули, Лассуэлл, не обнаруживали тяготения к философскому обоснованию выдвигавшихся ими политических идей. А некоторые из них, как, например, Вильсон или Бентли, вообще с пренебрежением отзывались о теории. Конечно, крупные и оригинальные философы были и в Соединенных Штатах: Пирс, Джемс, Ройс, Дьюи, Сантаяна. Но лишь Дьюи может быть по праву отнесен к политическим мыслителям. При этом надо заметить, что его политические тексты существенно отличаются от текстов других американских исследователей феномена политического.

Прохладное отношение американской политической мысли, как и американской мысли в целом, к "метафизике” определялось в немалой степени, как нам представляется, присущим ей эмпиризмом. Чувственный опыт американцы рассматривали в качестве главного источника и обоснования политического знания...

Любопытно, что исследователи религии объясняют отсутствие у американцев интереса к "метафизике” императивами кальвинистского протестантизма, ориентировавшего на успех ("пустое”, "бесцельное теоретизирование” — грех) и на нетрадиционный подход к знанию, отвергающий старые догматы как оковы.

Одна из специфических черт американской политической мысли заключается в том, что ее творцы в большинстве своем никогда не жили в башне из слоновой кости и были тесно связаны с политической практикой. Если они и были частью академического мира, то они были и частью мира политического, активными участниками политического процесса. Это можно было сказать о Джефферсоне, Гамильтоне, Мэдисоне, Пейне, Вильсоне, Мерриаме, Лассуэлле. Сегодня это можно сказать о Бжезинском, Киссинджере, Нае-мл. и многих других».