Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Иными словами, «западная» гегемония пока сохраняется, но и признаки ее размывания уже заметны. Другое дело, что довольно часто не-западные исследователи лишь пытаются добавить национальную специфику, оставаясь методологически и концептуально в орбите англо-американских «школ». Они нередко ограничиваются просто заменой терминов, ритуальными ссылками на свои религиозные и культурные традиции, примерами и цитатами из мыслителей прошлых веков, но так или иначе принимают (или лишь упрощают) сложившийся канон теории международных отношений. Иными словами, это не альтернатива и всего лишь попытки формулирования локальных внешнеполитических идеологий.

Именно в этом одна из причин того, что «западная» гегемония в области исследований МО сильно продолжает столь мощно влиять на иерархию знаний, перспектив, тем и методов. Как известно, по А. Грамши, доминирование означает «модель», воспроизведение которой последователями и эпигонами повышает престиж и, соответственно, силу доминирующего актора. Ничего драматического вроде бы в этом нет. В конце концов, речь идет о науке. Для нас ведь не так уж важно, что какую-то парадигму в физике предложил немецкий исследователь, а в биологии — японский. Кроме того, мы вряд ли заинтересованы в том, чтобы одновременно получить 200 различных новых теорий международных отношений.

Поэтому однозначно оценивать все теоретические исследования в сфере международных отношений на Западе как «идеологию» этой группы государств совершенно неверно, равно как и отстаивать априорную правильность и ценность любых не-западных теорий. Нужен жесткий, последовательный критический анализ всего того, что наработано в этой сфере и на Западе, и вне его. Принимая уже достигнутое в этой сфере, следует принимать и то новое, что появляется, причем не только на Востоке, но и на все том же Западе. Другое дело, что, вступая в новый мир, нужно задуматься о том, что ключом к его осмыслению, скорее всего, станет не статистика, а деконструкция.

Часть 2 Картина мира в период позднего модерна

5. Что такое современность (модерн)?

Модерн в историософской перспективе

История и историческое время. Разговор о модернизации целесообразно начать с проблемы «исторического времени» — категории, которая любое событие измеряет временными и пространственными характеристиками, взаимосвязанными друг с другом. Время неотделимо от человека как его единственного свидетеля. Отсюда неизбежный соблазн его контролировать, либо замыкая его в цикл, либо разворачивая в прошлое, настоящее, будущее. Но здесь мы сталкиваемся с труднейшей философской проблемой. Время для кого-то может остановиться, для другого «пролетает»; временное восприятие младенца, зрелого человека или старика совершенно различно. Но дело не только в этом. При рассмотрении исторического процесса мы сталкиваемся с тем, что восприятие исторического времени может существенно различаться с реальным, физическим временем.

Вот как поясняет разницу между естественным и историческим временем известный немецкий теоретик истории Рейнхарт Козеллек: «Прежде всего для нас важно артикулировать различие между естественными и историческими временными категориями. Существуют временные промежутки, продолжающиеся до тех пор, пока не завершится некоторое событие, например пока не будет решен исход сражения (на протяжении которого “солнце останавливает свой ход”), — т.е. временные промежутки протекания интерсубъективных действий, в ходе которых естественное время как бы остается выключенным. Само собой разумеется, что по-прежнему сохраняется возможность соотнесения событий и состояний с естественной хронологией: в этом даже состоит необходимый минимум предпосылок для возможности их истолкования. Естественное время и ход его течения — каким бы образом оно ни воспринималось в опыте — относится к числу предпосылок (конституирования) исторических времен, однако эти последние никогда не могут быть сведены к естественному времени. Исторические времена протекают не так, как время естественное, определяющееся заданным природой ритмом»[167].

Известный советский историк М. А. Барг (1915—1991) рассмотрел категорию времени как познавательный принцип исторической науки. Календарное время он назвал «внешним» временем истории, а социально-историческое время — ее «внутренним» временем. Календарное время непрерывно, абсолютно, симметрично, историческое — прерывно и относительно, в нем возможны цикличность и повторяемость, аритмии, остановки, движения вспять[168].