Но раздумья не могли продолжаться долго, они должны были смениться весельем, так и произошло, ибо со стула вдруг поднялся приятель, пнувший ветчину под шкаф, он встал у стола с покаянным видом, а потом подошел к шкафу, лег на пол, выгреб рукой ветчину и с миной раскаявшегося грешника взял ее осторожно, точно драгоценную вещь, кончиками пальцев; а потом поднялся с пола и с тем же неизменным выражением раскаявшегося грешника поднес ветчину к губам, сдул с нее пыль и запечатлел на ней почти благоговейный поцелуй, положил в рот и торжественно проглотил.
Тогда мы, как по команде, разразились хохотом, и все хохотали и хохотали, так прекрасно он воспроизвел тяжелое детство наших отцов, как артист, как настоящий артист; даже когда мы валились со смеху, хватались со смеху за животы, он сумел сохранить серьезность и мину раскаявшегося грешника.
Когда смех утих, все заявили, что он заслужил двойную порцию водки; и он получил ее.
А после вся компания обратилась ко мне — рассказывай, теперь рассказывай, что было в подвале дворца, когда туда ввалились те два старых конюха…
Это и еще кое-что я мог бы им рассказать, но не все, многое я храню для себя, матери и бабушки, а некоторые факты, касающиеся этого дела, храню только для себя; они настолько мои, что я с большой охотой вырвал бы из книги протоколов те страницы, где это все записано, и сжег бы их, чтобы никто и никогда не смог прочесть.
В первую очередь я вырвал бы те страницы, на которых есть упоминание о той странной, богохульной, по мнению Б. М., молитве, которую начал читать отец после слов главаря карательной группы — молись, А. В., — произнесенных, когда лодка отчалила от берега, уже на реке, ибо эта молитва касается меня, и только меня, и никто не должен ее знать; но о том, что происходило в погребе, я могу им рассказать.
Из показаний главного свидетеля, мальчика, наиболее из всех свидетелей замученного вопросами, следует, что, когда смердилы — так со всей детской непосредственностью вслед за всей деревней он их называет — вошли в погреб, там было уже светло, сквозь щели в потолке и стенах проникало зарево от горящей неподалеку риги и разрывающихся снарядов, поскольку опять начался обстрел.
Стало быть, конюхи легко могли увидеть ясновельможную паненку, притаившуюся за уступом стены.
Судья
Мальчик.
Они удивились и немного испугались, так, будто произошло чудо.Судья
Мальчик.
Они закричали: о-о-о… и как бы собрались убежать.Судья.
Что было дальше?Мальчик.
Потом они стали всматриваться в тот угол, где была ясновельможная паненка, и один из них ее узнал.Судья
Мальчик.
Потому что он сказал: ясновельможная паненка.Судья
Мальчик.
Будто не верил своим глазам.Судья
Мальчик.
Смердилы стали к ней приближаться и по очереди говорили: ясновельможная паненка, бедная ясновельможная паненка…Судья
Мальчик.
Она вышла к ним из-за стены.Судья
Мальчик.
Была без ничего.Судья
Мальчик.
Угу…Судья
Мальчик.
Страшная стрельба, гул, огонь.Судья
Мальчик.
Нет.Судья
Мальчик.
Не знаю.Судья
Мальчик.
Один из смердил снял свой пиджак и накинул его на плечи ясновельможной паненке, а другой тогда захихикал.Судья
Мальчик.
Кажись, что нет.Судья
Мальчик.
Смердила, который снял пиджак, долго стоял рядом с ясновельможной паненкой и все укрывал, укрывал ее…Судья.
А другой?Мальчик.
А другой снова захихикал, а потом посмотрел на бочку и сказал: винцо есть.Судья
Мальчик.
Иногда стрельба затихала, а потом меня ведь прикрывали развалины.Судья
Мальчик.
Смердила, который это сказал, сунул руки в карманы и стал прохаживаться по погребу.Судья
Мальчик.
Очень важно, как пан.Судья
Мальчик.
Другой гладил ясновельможную паненку по голове и говорил: бедная ясновельможная паненка.Судья
Мальчик.
Тот, который прогуливался, подошел к бочке, наклонился, отвернул кран, приложил к нему губы и начал пить вино.Судья
Мальчик.
Другой услышал бульканье и закричал: ясновельможная паненка, разогреемся винцом.