Читаем Современная польская повесть: 70-е годы полностью

Современная польская повесть: 70-е годы

Вацлав Билиньский , Владислав Терлецкий , Юлиан Кавалец

Поэтому, когда мы поравнялись, я извинился и с невинно озабоченным видом спросил, не знает ли она случайно, где живет гражданин Б. М.; и сразу же я заметил, что вопрос мой обрадовал ее; возможно, потому, что ей представился случай кое-что рассказать о своем городке и его жителях.

После короткой паузы, во время которой ее мысли и воображение интенсивно работали, она ответила мне, что слышала такую фамилию, но человека — если так можно сказать — и знает и не знает; и хотя она его и знает и не знает, ей известно, где он живет; она правда не может назвать его точный адрес, но может указать улицу; он живет на Аллее 10 февраля (день освобождения городка), это третья улица направо.

Когда кого-нибудь ищешь в маленьком городке и знаешь хотя бы название улицы, на которой тот живет, считай, что сидишь в квартире того, кого ищешь.

Третья улица направо была еще более ухабистой, чем та, по которой я шел, выйдя с вокзала; новые, высокие дома, похожие на огромные, поставленные торчком спичечные коробки, построенные на значительном расстоянии друг от друга; некоторые дома, более плоские, напоминали огромные, но тоже поставленные торчком книги.

К счастью, домов было немного, в крайнем случае я мог. войти в любой из них и в каждом подъезде прочесть список жильцов; делать этого мне не пришлось, поскольку один из прохожих показал на дом и сказал, что Б. М. живет в нем.

Я уже совсем близко, но еще не знаю, какой будет моя месть; но я отомщу, я должен отомстить, это не подлежит сомнению.

Когда я читаю последнюю часть книги протоколов, начиная с того места, где тишина, впитавшаяся во все вокруг: в жалкую траву, в каждый стебелек болотного мха, в каждый клочок неба над болотом, была прервана негромкой, но торопливо произнесенной командой — пора, — когда я читаю это, то все больше прихожу к выводу, что я обречен на месть просьбой отца, а точнее, приговором того странного-престранного мира и что смерть отца щедро одарила меня, но и покарала, обязав мстить.

После того как необыкновенная тишина была прервана командой Б. М., все изменилось, исчезла доброжелательность, исчезла неторопливость, началась спешка; словно карательная группа вдруг стала опасаться, что опоздает с исполнением того, что должна свершить.

Плетка сразу перестала изображать невинное растение и снова взяла на себя роль регулятора шествия, снова обожгла ноги узника.

Головной группы перестал забавляться виновником пронзительной боли, то есть концом веревки, веревка напряглась, опять исполняя свою старую роль регулятора шествия.

Серый «нимб» перестал быть просторным воротничком и резким рывком сдавил шею.

Карательная группа быстро пошла по тропке, похожей на толстый шрам, словно кто прошелся по болоту гигантским батогом; или на толстую жилу, вздувшуюся под старой, задубелой кожей земли; жилу, которая, однако, была тропкой, позволяющей добраться к деревьям, не замочив ног.

Теперь это шествие являло собой особенно странное зрелище, все каратели несли под мышками торфяные брикеты, самый подходящий в тех условиях материал для сооружения подставки, на которую вскоре встанет отец; с этими брикетиками, которые несли все каратели и даже их командир, группа потеряла свой грозный вид и стала похожа на горстку туристов, задумавших разжечь костер в сухом месте под деревьями.

Деревья виднелись теперь уже совершенно отчетливо, деревья, готовые предоставить себя в их распоряжение, готовые всегда; деревья, жестокие, молчаливые создания, примут каждого, кого карательная группа пожелает сделать их тяжелым плодом.

Пройдет еще несколько минут, и карательная группа окажется на месте, под выбранным заранее деревом.

Судья (к Б. М.). Обвиняемый, обращался ли А. В. на тропке, ведущей через болото, к вам с просьбой о помиловании?

Б. М. Нет.

Судья (к Б. М.).

Точно нет?

Б. М. Нет.

Прокурор (второму обвиняемому). Значит, идя по тропе, А. В. молчал?

Второй обвиняемый. Молчал.

Судья (второму обвиняемому). И молитву уже не шептал?

Второй обвиняемый. Не шептал.

Судья (второму обвиняемому). И вы к нему не обращались?

Второй обвиняемый. Нет.