Современная португальская новелла

Теперь на сцену выходит новое действующее лицо. Как правило, это друг мужа, выгодно отличающийся от него умом, или силой, или богатством. Что касается первого и второго, тут он нисколько не выделялся, а третье сыграло решающую роль. Новым персонажем оказался Араужу, мой старый товарищ еще по лицею. Он выручал меня, когда в кармане у моего отца было пусто. Обыватели всегда с восторгом принимают таких людей, как Араужу: мой костюм лоснится и воняет нафталином, рубашка дрянная, на запястье часы совершенно неизвестной марки, а на нем рубашка из великолепного поплина, и часы у него знаменитой фирмы, и на холеных руках с ухоженными ногтями (ногти настоящего дворянина, как говорит одна моя знакомая) сверкают перстни… Словом, контраст между нами разителен.

Когда-то Араужу и впрямь казался мне другом или по крайней мере приятелем. Он ценил мое общество и выручал из денежных затруднений, в которых я пребывал постоянно. Араужу был нужен мне гораздо больше, чем я ему: я лишь изредка выполнял его прихоти — обычные прихоти богача. Этим и ограничивались мои услуги Араужу, если не считать того, что в служебное время я делал иногда для него кое-какие расчеты.

Что же удивительного в том, что я считал его настоящим, верным другом? Между тем проклятое преимущество Араужу — богатство — сказалось в полной мере уже в его свадебном подарке. Он преподнес нам великолепный сервиз для ужина на двенадцать персон. Самого Араужу на свадьбе не было, но роскошный подарок с лихвой покрывал его отсутствие. «Какая чудесная работа!» — сказала моя теща. «Изящно и не крикливо», — сказала растроганная Кармен. И только моя свояченица Мария, известная своим пренебрежением ко всему на свете, осмелилась возразить общему мнению: «Подумаешь! Мы и не такое видали!» — на что теща откликнулась сурово: «А ну-ка помолчи. Может, ты на золоте привыкла есть?!»

Прошло немало времени, прежде чем Араужу появился у нас в доме. Я всегда спрашивал его при встрече: «Когда же ты к нам выберешься?» Он отвечал уклончиво: «Как-нибудь непременно… Уж больно далеко ты забрался… У меня столько дел…» (Я жил на окраине. Вы ведь знаете, что только там еще можно дешево снять домик. Во всем решительно нас оттесняют — если не хочешь жить в темной душной конуре, изволь тащиться на окраину.) И вот этот день настал: Араужу решился. Кармен чистила, мыла, скребла, вытирала пыль, переставляла мебель. Я купил портвейна и принес пирожных из кондитерской на Байша. Заварили чай. Извлекли на свет божий знаменитый сервиз. При всем своем убожестве дом наш выглядел очень мило. Вечер явно удался: Араужу изъявил желание посмотреть мои книги, но заинтересовали его только те, что были по счетоводству, бухгалтерскому делу и промышленности. Да, это был деловой человек в полном смысле слова, но в тот день он был очень любезен и общителен: рассказывал забавные анекдоты, смешил Кармен. Было какое-то особое очарование в его элегантном и строгом костюме, в его неторопливой, уверенной повадке, которая приобретается долгой привычкой распоряжаться людьми. С первого взгляда чувствовалось, что у этого человека все в полном порядке, что положение его в обществе незыблемо.

Потом Араужу стал частенько заходить к нам. Он возил нас в театры и кино, заказывал ужины в великолепных ресторанах на Байша. Я чувствовал себя по-дурацки из-за этого внезапного интереса Араужу к нам — уж очень разную жизнь мы вели. Но все мы склонны к глупой сентиментальности, а я тогда еще верил в дружбу. Однако с Кармен стало происходить что-то странное и очень мне не нравившееся. Если Араужу в субботу не появлялся или не назначал нам в кафе свидания, она становилась раздражительной, вспыхивала по пустякам. Она больше не штопала мне носки, и на столе все реже появлялись вкусные блюда, на которые она была великая мастерица. Она вдруг стала одеваться эксцентрично, как и до замужества: снова появились короткие юбки, туго обтягивавшие грудь блузки, снова пошли в ход духи и тушь для ресниц. Можно было, конечно, отнести это на счет извечного женского кокетства — ведь благодаря Араужу мы теперь выходили из дому гораздо чаще, чем прежде. Она еще совсем девчонка, вот и прихорашивается, уговаривал я себя, но постепенно во мне просыпалась что-то похожее на ревность. Только потом, гораздо позже, припомнил я насмешливые и двусмысленные взгляды нам вдогонку в тех местах, где мы часто бывали втроем. Я был доверчив и не видел ничего плохого в том, что Араужу особенно нежен с Кармен, что при встрече они слишком долго пожимают друг другу руки, что танцуют они с чрезмерным увлечением. Кармен, может быть и не понимая этого, явно теряла голову. Араужу вел свою роль — роль мужчины, для которого красивая женщина — прежде всего красивая женщина, а чья она жена, не так уж важно. Кармен была хороша собой и неглупа, Кармен прекрасно танцевала. Они составляли отличную пару. Кроме того, на Кармен неотразимо действовал контраст — не между мной и Араужу, нет, а между образом жизни Араужу и моим, между домом Араужу и моим, между обедами в дорогом ресторане и нашими домашними.