Современная португальская новелла

— Это слишком сложно, — бормочет он наконец. — Мы дошли до точки и поняли, что жизнь, как я говорил… что мы…

Его слова повисают в воздухе, никем не подхваченные, оборванные им самим. Они не имеют продолжения.

Фаусто встает и только теперь замечает, что его правый рукав разорван до локтя. Он растерян и ничего не слышит. Он понимает только одно: что рукав разорван и завтра он не сможет пойти на работу. А завтра, разумеется, надо идти на работу. Это в порядке вещей — том порядке вещей, от которого ему так и не удалось убежать.

— Это я порвал, когда схватил вас за руку.

Как будто его могло утешить это признание. Как будто то, что разорвал не он сам, а кто-то другой, могло ему помочь.

Зачем он пришел сюда, зачем он здесь сидит? Его дом тесен: метр в одну сторону и в другую — тоже метр…

Будь этот человек на расстоянии метра, хотя бы только полуметра от него — он не смог бы протянуть руку и Фаусто не было бы здесь, не было бы никогда нигде, ни в каком другом месте. Он поднимает глаза от уже пустой рюмки, хотя не помнит, как ее выпил, но хозяина нет перед ним: он выбежал куда-то и вот уже возвращается с коричневым костюмом в руках.

— Посмотрите, подойдет ли. Я думаю, подойдет. Мы почти одного роста. Вы немного худее меня, зато я чуть повыше. Он совсем новый, я его еще не надевал. Шевиотовый, вот, посмотрите.

Фаусто щупает ткань, надевает костюм, застегивает пуговицы, наклоняется, поворачивается, он потрясен. Костюм сидит великолепно. Благодарить? Или принять как возмещение за свой, порванный? В конце концов он прощается, так ничего и не сказав. Хозяин почти силой всовывает ему визитную карточку.

— Зайдите ко мне завтра. Мы что-нибудь придумаем. Непременно! Завтра.

Фаусто выходит ни улицу. Он весел. Коньяк? Пожалуй. А скорее всего, новый костюм, новый, еще ненадеванный костюм, который будет служить лет десять, может, и больше, или карточка, которую его пальцы гладят и сжимают в кармане. Скорее, скорее домой, чтобы рассказать жене и дочери. Рассказать? Но как это сделать? Нельзя же сказать им, что он хотел покончить с собой. Может, встретил старого друга, которого не видел много лет? Вот-вот… Он весел. Забыты отвратительные запахи, прогорклое масло и этот поклонник, что зарабатывает шестьдесят эскудо в месяц и еще хочет жениться! Все кажется вполне разрешимым, будто он снова вернулся в свои мечты. Завтра, в этой гостиной… О, теперь он знает, уверен: что-то должно произойти, иначе и быть не может. Теперь, когда у него есть шевиотовый костюм, все пойдет по-другому. Ведь это странно, это даже смешно: он — в шевиотовом костюме, совсем новом, ненадеванном, и эта визитная карточка в кармане, а жена… а дочь… а дом… Нет, нет, это невозможно. Все изменится.

Именно в этот миг, переходя проспект, чтобы повернуть на улицу Претас, Фаусто был сбит машиной и умер по дороге в больницу. Коричневый шевиотовый костюм навсегда остался неразгаданной тайной для Изауры и ее матери.

АГУСТИНА БЕСА ЛУИС

Бруска Перевод Л. Бреверн

Однажды, путешествуя из Лиссабона в Порто, сеньор Алена, крайне порядочный и добродетельный человек, в доверительной беседе со своим другом Камило Тимотео сетовал на семейные неурядицы. Он имел дом в приходе Ален, который соседствовал с приходом Сабадин, где родился Фортунато — всем известный проповедник, прославившийся своим ораторским искусством и святой жизнью. Эти земли входили в округ Монтелиос, на территории которого сохранилось довольно много старинных фамильных замков и богатых вилл с хорошими пахотными землями. Сеньор Алена, крутя в задумчивости фетровую шляпу, сказал:

— Не знаю, как и быть, я еще не решил окончательно, но, видно, придется продать дом. В нем прошла жизнь моей матери, и мне очень тяжело, просто невыносимо видеть, как оскверняют его стены, устраивая там оргии. Брат закатывает шумные пиры; стыдно даже сказать, что там происходит.

— Я покупаю его, — сказал Камило Тимотео.