Современная румынская пьеса

П е т р е. Жди, приедет он!.. Как всякий уважающий себя человек, он явится в последнюю минуту. До чего скучен этот неизменный церемониал. На его месте я прибыл бы первым и позабавился, наблюдая подготовку к моему приему. Или вовсе не приехал бы, подался бы по ошибке на какой-нибудь остров Гвадалахары{123}.

М е л а н и я. В Гвадалахаре нет островов.

П е т р е. Тогда на Гваделупу… Не в том суть, просто пора отменить условности, этот ложный церемониал. (Немного помолчав, снова идет в наступление.) Я несколько раз смотрел кинохронику. Наибольшее впечатление на меня произвели кадры, где ветер колышет хлеба, а в углу видно крыло самолета и рука оператора. (Умолкает, наблюдает за произведенным эффектом.) Продолжать?.. И эпизод, где показан сборочный цех, где фигурируют гигантские котлы и станки, но люди, то есть именно те, кто их создал, отсутствуют. А в комментарии подчеркивается идея величия этих огромных и очень нужных вещей. (Умолкает, у него слегка усталый вид. Нервно оглядывает девушек и, словно опасаясь, что Мелания заговорит с Лией, становится между ними лицом к Лии.) Не пугайтесь, мадемуазель, хочет сказать моя дорогая сестренка, вообще-то он не чокнутый. Нет, он не чокнутый. (Будто цитирует Меланию.) Он страдает манией ораторского величия, позаимствованного из пьес, но, если не считать, что он порой принимается кричать, он не приносит вреда окружающим. Мы к нему привыкли и не слушаем его. Я говорю, мы привыкли… А он к себе не привык. Вот уж двадцать четыре — обратите внимание: двадцать четыре года, как он предается этим утомительным и неблагодарным упражнениям без какой-либо конкретной пользы, и, если не считать, что он вызубрил тексты нескольких законов и научился восклицать: «Ох, надеюсь, я не испортил настроение госпоже Эллиот!», можно сказать, что его старания ничего ему не принесли. (Будто разговаривая по телефону.) Да… Ему двадцать четыре года. Что у него еще?.. Белая рука с пятью пальцами, сударь. И еще одна белая рука с пятью пальцами, сударь. И этими руками, стоит ему захотеть… (Будто гладит воздух рукой.) Простите? Вы спрашиваете, что он делает? Пока ждет. Чего ждет? Ждет господина Онигу… И ждет, пока он сам к себе привыкнет. Мудрецы утверждают, что с годами это проходит, и быть может, они правы, ведь какие-нибудь двадцать-тридцать лет — пустяки, если тебе выпадает великое счастье вновь увидеться со старым другом, которого ты продолжаешь ждать и любить, сколько бы времени ни прошло, как в устарелом мелодраматическом фильме, который смотришь в пыльном кинозале, заполненном молчаливыми, сентиментальными зрителями… (Кладет воображаемую трубку на рычаг, девушкам.) Вы заметили, что самые ярые любители кинематографа — слабые, заурядные люди? Их неумолимо влечет к сказочному миру, они горят желанием отдать все внимание большим, панорамным экранам и оказаться в нереальном мире, окружающем повседневность… (Умолкает, переводит дух. Затем, словно актер, прорепетировавший свой номер.) Ну как, неплохо?.. (Рассерженный оттого, что ему не отвечают.) Говорите же, завистницы, правда ведь, неплохо? (Глядит широко раскрытыми глазами на Лию, которая хранит молчание. После минутной растерянности, Лии, резко.) Ну давайте, стегайте меня, скажите что я паяц, провинциальный Гамлет, жалкий провинциальный Гамлет.

Л и я (бесцветно). Как монолог это совсем неплохо. Но, как любой монолог, он был субъективным и грешил преувеличениями. Но о монологах: или — хорошо, или — ничего…

Петре бледнеет, словно ему отвесили пощечину. Подносит руку к лицу, размышляя, как быть дальше.

Знаете, что мне кажется странным?.. Я приехала в этот город, чтобы взять интервью у выдающегося ученого, а все наперебой преподносят мне факты, идеи, мнения о жизни, даже об искусстве, — все, за исключением того, ради которого я приехала. (Пауза.) Но сказанное мною не значит, что я не слушала вас со всей серьезностью и с чувством юмора, на который я способна. (Молчит, но понимает, что необходимо еще что-то сказать.) А за те несколько минут, когда вы были самим собой, я вам благодарна.

П е т р е (обезоруженный). А ты что скажешь, сестренка?..

М е л а н и я. Стоило ли передразнивать отца ради этой глупой инсценировки?