Современная румынская пьеса

Входит  А л и н а  Р а н е т т и - Б о н д о к. Ей недавно перевалило за сорок, но глаза у нее удивительно детские, наивные. Это чувствительная, исполненная душевных порывов особа. Мало-помалу ее сковал панцирь социальной и светской респектабельности, которая делает ее малообщительной и даже чуть неестественной. Она еще не утратила прирожденной доброты и живости, но их постоянно подавляют условности жизни, придавая ей скованный и неприступный вид. Порой она похожа на жизнерадостную куклу, порой — на грустную куклу, но чаще это респектабельная дама, вращающаяся среди интеллигенции. Она с приветливой миной подходит к сидящим в гостиной. В руках у нее тяжелые картины в рамках, сумочка и хозяйственная сумка со множеством пакетов.

А л и н а. Извольте видеть, двое элегантных мужчин чокаются здесь, пока другие сломя голову носятся по городу, еле справляясь с множеством дел. Здравствуйте, Теофил, как дела? Ты обедал, Марчел? Освободите меня от этих покупок, и я отплачу вам за это кофе. Что здесь у вас стряслось?

Б о н д о к. Ничего.

А л и н а. Что вы на меня так уставились, у меня растрепанный вид? Одну секунду, и я снова предстану перед вами во всей красе. Имейте в виду, что помаду я съела с досады, погрызлась с этими типами из типографии, вывела их на чистую воду.

Б о н д о к. Они всегда были такими.

А л и н а. Еще этот Гэмуля пришел в зал и потребовал, чтобы я все портреты повесила вместе. Но это неправильно. Ведь они отражают разные эпохи, вы понимаете? Разные видения жизни. Я ведь тоже росла. Зачем тогда выставлять? Пусть будет заметна эволюция. Хорошо еще, что пришел Флавиу, они очень мило часа два переругивались через мою голову. Тем временем я развесила все как хотела. Гэмуля ушел, ворча что-то себе под нос. После еще раз просмотрела все вместе с Флавиу, у него хороший вкус. Все это было прекрасно, но я смертельно устала.

Б о н д о к. А картины зачем принесла?

А л и н а. С них-то и начались несчастья. Флавиу не разрешил мне вывесить несколько картин. «Госпожа, уважаемый товарищ, — сказал он, — мне-то они нравятся, но я не думаю, что…» И объяснил.

Т е о ф и л. Насколько я слышал, он человек опытный.

А л и н а. Настоящий человек. После того как я сняла эти картины, остался пустой стенд. Ну, думаю, что теперь делать? И вдруг меня осенило, что где-то здесь у меня остались юношеские рисунки. Браво. Теперь молодым у нас дорога. Но ведь я-то уже старуха, не правда ли, господин Теофил?

Т е о ф и л. Госпожа, что касается меня, я…

А л и н а. Ну ладно, давайте лучше перейдем к кофе.

Т е о ф и л. То, что вы выставили не все свои картины, я считаю признаком требовательности к себе.

Б о н д о к. Моя жена — женщина совестливая. Прежде чем поступить так или иначе, как правило, спрашивает себя, удобно ли это.

А л и н а. Возможно, даже слишком совестливая. Но эти картины на самом деле плохие. Флавиу был прав, мне он этого не сказал, но я почувствовала. Понимаете, Теофил, моя старая студия пошла на слом, строят новую, а пока я делю с Гицулеску такое помещение, что врагу не пожелаешь. А дома — хозяйство, благоухает луком, бесконечные телефонные звонки, главным образом Мире…

Т е о ф и л. Понимаю.

Б о н д о к (заметив ее оплошность). Невелика беда. А где рисунки, что ты собираешься повесить вместо снятых картин?

А л и н а. В соседней комнате. Мне негде было их свалить. Вот я и попросила господина Кристиана, еще тогда, в начале, положить их у себя. Надо спросить у него. Они в сундуке.

Б о н д о к. Надеюсь, не сейчас.

А л и н а. Именно сейчас, потому что к пяти я пригласила маэстро Флавиу, чтобы он помог мне отобрать рисунки. Он был очень любезен и в хорошем настроении. Это человек, с мнением которого я считаюсь, да и не только я. И другие считаются, лица весьма высокопоставленные…

Б о н д о к. И ты думаешь, что среди этих рисунков…

А л и н а. Я уж не помню, что туда всунула, мне тогда не было и двадцати. Может быть, все же… А если там не окажется ничего стоящего, пусть стенд останется пустым…

Т е о ф и л. Это не рекомендуется. Пустое пространство полагается чем-то занять.