В «Молодой гвардии» несколько скептически отнеслись и ко мне, и к Леонову… Но договор подписали.
Как долго вы работали над этой книгой? Считаете ли вы, что вам удалось это жизнеописание?
— Четыре года я писал Леонова. И вполне мог бы писать еще четыре. Когда зарываешься в материал — понимаешь, что за каждым поворотом тебя ожидает что-то новое. Тем более Леонов 95 лет прожил — сами понимаете. Вроде пишешь биографию одного человека, а получается, что ненароком историю целого столетия приходится разжевать.
Удалось жизнеописание или не удалось — я не знаю. Я не могу на эту книжку отстраненно посмотреть. Года через три возьму, почитаю — тогда решу.
В любом случае жизнеописания — это специфические тексты. Они изначально требуют хотя бы минимальной заинтересованности читателя в объекте описания. Если человек ни сном ни духом кто такой Леонид Леонов — ему будет, наверное, несколько трудно. Впрочем, у меня там активно действуют Сталин, Горький, Есенин, Булгаков, Шолохов, Солженицын, гражданская война описывается, махновщина, репрессии… Много там всего любопытного. Так что, может, я напрасно опасаюсь.
Что лично вам как писателю и человеку дало изучение документов, биографии и творчества Леонида Леонова?
— Какие-то вещи для себя я уяснил еще раз. Что за любой успех приходится платить. Что критики, бросающиеся на писателей как бешеные собаки, — они были всегда, и их стервозное внимание зачастую лишь признак качественно сделанной работы. Что у человека может быть не одна биография, а две. Вот как у Леонова, где снаружи орденоносный, монументальный совпис, а внутри — человек трагический, умнейший, с неоднозначной судьбой, автор сложнейших, многоуровневых сочинений.
Насколько вам близка фигура этого писателя? Изменили ли вы свое мнение о нем или просто дополнили новыми штрихами к портрету?
— Ну, по составу мы весьма разные люди. Леонов жил отшельником, был мастер на все руки, выращивал какие-то растения небывалые, кактусы редчайшие разводил, спиртного не употреблял, на мир и на человека вообще смотрел, скорей, мрачно — короче, полная противоположность мне в каком-то смысле. Я живу на людях, терпеть не могу физической работы, мир, окружающий меня, — солнечный и пьяный, и в прямом и в переносном смысле. А кактусы я терпеть не могу.
Может, отчасти эти вещи притягивают — хочется понять что-то изначально очень непонятное, разгадать рисунок чужой судьбы, чужой души человеческой…
В своем предисловии вы пишете: «Сказанное Леоновым таит великое количество пророчеств». Что вы имели в виду? Поясните, пожалуйста.
— Леонов в своих сочинениях достигал порой необычайной плотности мысли — лучшие его тексты написаны на грани человеческих возможностей. Это можно сравнить со священными книгами. Такой текст можно читать ежевечерне — и всякий раз будешь совершать новые открытия. Я так леоновскую «Пирамиду» или ранние рассказы его читаю с любого места.
У Леонова есть вещи с элементами фантастики — роман «Дорога на Океан», где он, например, подробно расписал третью мировую войну и, кстати, предугадал создание радара.
У него есть пророчества метафизические, касающиеся взаимоотношений Бога и человека, судеб человечества. Причем пророчества эти «в обе стороны» — касаются и прошлого, и будущего. Леонов предлагает свои, крайне любопытные, возможно еретические трактовки деяний Господа нашего, свою модель Вселенной описывает — и прочее. Я не буду за него пересказывать, это неблагодарное дело — читайте Леонова. Думаю, в том, что это был очень вдумчивый и далеко видевший старик, нам придется еще много раз убеждаться.
А самый поверхностный слой — это его социальная прозорливость: и будущее социалистического эксперимента ему вполне открылось уже в 20-е годы, и о катастрофических последствиях начавшейся в 80-е «перестройки» он начал говорить одним из первых, и замечательную, провидческую пародию на западную цивилизацию — «Бегство мистера Мак-Кинли» сделал еще полвека назад — но меня это все, если честно, куда меньше интересует, чем леоновские религиозные ереси и его космогония.
Не кажется ли вам, что бывший белогвардейский офицер просто лицемерил и «спасал свою шкуру» и его производственные романы, особенно в нынешние времена, не имеют какой-либо художественной ценности? То, что о нем написано множество научных работ, а его книги переведены на все основные языки мира, может означать более интерес к истории, в том числе и к истории литературы, а не к самой фигуре писателя… Ваше мнение…
— Нет, мне так не кажется. «Производственные романы» — это всего лишь штамп, ничего в случае Леонова не означающий. Леонов писал вдохновенные и, повторюсь, наимрачнейшие книги о гигантском социальном эксперименте над человечиной (его словцо). И позволял себе такие ереси, что не то чтоб «спасал шкуру», — а напротив — старательно и последовательно ею рисковал.