Современная семья

Мне не хочется звонить Лив еще и потому, что она только и говорит что о своих детях, напоминая мне о том, чего у меня нет. Хотя она журналистка и знает практически все последние новости из самых разных областей, ее основная тема — Агнар и Хедда. Что они сделали, что сказали, а чаще всего — как она за них беспокоится, и, по-моему, совершенно напрасно. «Ты просто не понимаешь, каково это», — возражает Лив, когда я начинаю с ней спорить, и приводит любимый аргумент всех родителей маленьких детей в дискуссиях с теми, у кого детей нет: «Подожди, вот будут у тебя свои, тогда и узнаешь».

Я отсылаю Лив сообщение с пожеланием хорошего отдыха в домике в Сёрланне, предупреждая, что мы рассчитываем приехать в конце июля, и оканчиваю словом «созвонимся», оставляя следующий ход за ней.

Несколько недель спустя выясняется, что Симен не хочет ехать в наш домик. Он согласился поработать консультантом на какой-то крупный общественный проект, связанный с языком, который начнется в августе, поэтому у него будет всего одна свободная неделя в конце июля.

— Ты сам взял эту работу, — говорю я, когда Симен пробует сослаться на нее как на аргумент.

Наступил вечер, мы лежим на нашей новой кровати, до поездки в домик остается еще десять дней. Только что мы занимались сексом, почти не прикасаясь друг к другу, без страсти, без нежности. Ни один из нас даже не пытается притвориться, будто осталось еще хоть что-то, кроме чисто функционального действия, мы не произносим ни слова, не подбадриваем друг друга, не смеемся, ни в чем не уверяем. Мы молчаливы и сосредоточенны. Завтра без недели год, как мы пытаемся зачать ребенка, и я вспоминаю тот вечер на старой квартире, старую кровать, бешеное желание и наслаждение, возникшие из того же стремления, которое теперь их убивает.

— В этом году мы уже провели больше недели на отдыхе с твоей семьей, — замечает Симен. — Помнишь, чем это кончилось?

У меня нет сил даже на то, чтобы оскорбиться.

— Это дешево, Симен.

По его дыханию понимаю — он злится. «Поразительно, что два человека, работающих в сфере коммуникации, неспособны говорить друг с другом», — думаю я. И вдруг, точно по команде, Симен взял себя в руки.

— Эллен, я ведь серьезно, — его голос звучит уже мягче. — Я ничего не имею против домика, дело не в этом. Просто мне кажется, что после всего случившегося нам нужен небольшой отпуск вдвоем, только ты и я, согласна? — произносит он своим самым педагогическим тоном.

«Все случившееся» — провокационно неточное обозначение, и мне хочется ответить, да это я говорила в июне, как необходимо нам побыть наедине, когда выяснилось, что Симен, не обсудив со мной, решил работать все лето. Он ответил тогда, что мы проводим вместе каждый вечер и все выходные, хотя на самом деле это неправда, чаще всего мы в это время работаем. Но его голос звучал настолько отчужденно, что я не стала настаивать. Странно, что Симен не понимает, как унижает меня, заставляя подстраиваться под него даже в эту единственную неделю его отпуска; оскорбительно, что он вообще осмелился предложить что-то другое, когда мы уже обо всем договорились несколько недель тому назад.

— Нам отдадут всю пристройку, больше там никого не будет, и мы же не обязаны проводить весь день с Лив и Олафом, — тихо и не очень уверенно возражаю я, сознавая, что проиграла, что мне не удастся заставить его поехать, особенно после того, как недели две назад я отказалась провести выходные на природе с его братьями, невестками и тысячами их детей.

Не то чтобы мне не хотелось поехать куда-нибудь с Сименом. Точнее, я не так уж горю желанием при мысли об отпуске вдвоем из-за того, что происходит сейчас между нами, из-за этого напряжения и молчания, но понимаю, это, в общем, неплохая идея: возможно, мы сумеем расслабиться и вернуться к тому, что было всего год назад. Мне так сильно захотелось поехать в наш домик в Сёрланне только потому, что это традиция, хотя в последние десять лет я и не придавала ей особого значения. В детстве мы с Лив и Хоконом проводили там как минимум две недели каждое лето, пока не стали достаточно взрослыми, чтобы самим выбирать место отдыха. Теперь домиком фактически завладела Лив, и ее семья придерживается того же расписания — не меньше двух недель каждое лето. Оккупация началась постепенно, и каждый год Олаф вырубал все больше деревьев, расширял террасу, красил пристройку, менял окна на втором этаже дома и так далее. В последние годы скорее это мама с папой были в гостях у Лив и Олафа, чем наоборот, и папа, который поначалу сам активнее всех призывал Лив заняться домиком, испытывал по этому поводу смешанные чувства, большую часть времени молчаливо, по-детски соревнуясь с Олафом, работая с газонокосилкой и бензопилой или копаясь в лодочном моторе. И все-таки они приезжали туда каждый год, соблюдая традицию. Этот станет первым, когда ни папы, ни мамы не будет; даже интересно, звонила ли им Лив — может, она прямо сказала, чтобы они не приезжали, а может, им самим показалось, что так будет легче. Наверное, и то, и другое.