Современная венгерская пьеса

В о н ь о. Теперь моя очередь. («Словаку».) Когда мы вошли в Лучинец{187}, вы вопили, дескать, мы, венгры, сидим у вас на шее! Это, мол, несправедливо! Но вы-то без зазрения совести сидели на шее у венгров? Это справедливо?

Б о д а к и (толкнув «словака»). Ступай к черту!

Ш а й б а н. Постой! Он попросил у нас убежища.

Б о д а к и. А чего он тогда вносит раздор?

А л м е р и. А ты?

Б о д а к и (расстегнув куртку и рубашку). Однажды ночью, когда наши войска вступили в Северный Край{188}, меня пырнули ножом. За что? Я даже ни разу не выстрелил. Они так враждебно настроены, так обозлены на нас, что даже венгерской речи не выносят!

В о н ь о. Написали на стенах домов, где нас разместили на постой: «Венгерские собаки, лайте у себя дома!»

Р е д е ц к и. Проклинают нас, будто мы повинны во всех их бедах.

В о н ь о. В девятнадцатом году вы напали на нас как разбойники{189}. Вздумали разжиться за счет нас, отхватить еще кусок нашей территории!

Ф о р и ш. А кто был зачинщиком? Не вы ли?

Р е д е ц к и. Уж не собираешься ли ты рассказывать басни о Сватоплуке{190}?

Ф о р и ш. Достаточно вспомнить жизнь моего отца да и мою собственную. Вы запрещали нам пользоваться нашим родным языком! Закрыли наши школы! Я, между прочим, тоже отбывал венгерскую солдатчину. Приходилось перед всей ротой драть горло и петь издевательскую песню: «Я — придурковатый словак».

А л м е р и (становится между ними). Вы могли бы составить образцовую живую картинку под названием «Братство народов».

Р е д е ц к и. И все-таки мы принесли им свет!

А л м е р и. Не слишком-то это много. Мы притесняли их, вот в чем правда. Но и вы не больно-то старались понять нас. Наиболее лаконично сформулировал мнение о венграх один из ваших известных историков: за многие тысячелетия приход венгров в Европу явился величайшим бедствием, обрушившимся на славян.

Ф о р и ш. Кто это сказал?

А л м е р и. Палацкий{191}.

Ф о р и ш. Он не словак, а чех!

А л м е р и. Не все ли равно?

Ф о р и ш. Нет, конечно!

М о ж а р. Немец вышел из виноградника.

Ф о р и ш. Он не должен меня видеть. Если увидит, мне капут. (Уходит.)

Д ю к и ч. Немцы всю войну посмеивались, дескать, скорее щетина вырастет на рыбьей чешуе, чем примирятся между собой натравленные друг на друга обитатели цыганского табора Восточной Европы.

Ш а й б а н. Ты видишь что-нибудь в пограничной зоне?

М о ж а р. Все дороги безлюдны.

Ш а й б а н (проходит перед выстроившимися людьми, останавливается перед Редецки). Вызови сюда связистов. Пусть принесут рацию. Я сам хочу объявить Кюстендорфу, что мы остаемся и не будем переходить границу.

П е т р а н е к. Зачем ставить его в известность?

Ш а й б а н. Потому что мы были солдатами.

Р е д е ц к и. Господин капитан, связисты недомогают.

Ш а й б а н. С каких это пор?

Р е д е ц к и. Купили у какой-то тетки сметану. Она оказалась кислой. А теперь сидят все в дубраве на корточках, никак не могут оправиться.

Ш а й б а н. Что мне с вами делать… Что говорят люди?

А л м е р и. Искренне рады.

В о н ь о. Очень рады.

Б о д а к и. Радуются.

Д ю к и ч. Не нарадуются.

Р е д е ц к и. Душевно рады.

Ш а й б а н. Я решил так — будем сдаваться.

Б о д а к и. Ну нет!

Явление двадцать шестое

Входит  Ф о р и ш  вне какого-либо образа и садится на свободный стул.

Ш а й б а н. У нас имелось две возможности: либо перейти границу — это мы отвергли, — либо сдаться. Третьего не дано.

Б о д а к и. Что ж, мне в плену прозябать? После трех лет, проведенных на фронте?

Р е д е ц к и. Это все же лучше, чем гнить в яме.

Ш а й б а н. Нас возьмут в плен не в бою. Мы сообщим им о своей готовности капитулировать и сложим оружие.

Х о л л о (встает, подходит ближе). Простите, господин учитель…

Ш а й б а н. Что тебе нужно?

Х о л л о. Я тут подумал. Как же так, вы тут рассуждали о готовности сдаться, капитулировать, а бойцы на передовой ничего об этом не знали?

Ш а й б а н н е. Разве им никто ничего не сказал? (Подходит к мужу.) Своим вопросом я могу тебе сейчас навредить?

Ш а й б а н. Не помню. Не берусь утверждать, что мы поставили солдат в известность.

А л м е р и. Что ж, давайте разбираться дальше, авось там прояснится!

П е т р а н е к. Но ведь это самое важное! Знай солдаты обстановку, они не стали бы стрелять в русских!

А л м е р и. Неужели тебе не понятно, что мы как раз и хотим доискаться до истины? (Шайбану.) На чем ты остановился?

Шайбанне садится. Ф о р и ш, пожав плечами, проходит мимо нее и выходит.

Ш а й б а н. Я сказал: сложим оружие и сообщим об этом русским. В этом случае, как пишется в их листовках, можно рассчитывать на свободное возвращение домой.