Современная венгерская пьеса

Б о д а к и. Что ты хочешь от своих связистов? Они только и умеют что сматывать провода. Поговорим о другом. Вот господин прапорщик верно сказал: эти по крайней мере дали бой немецким фашистам. Нам тоже следовало бы попытаться! Ведь мы давно знаем, что с русскими нам воевать не из-за чего.

Ф о р и ш. Надо было объединиться с русскими и сообща пойти против немцев. Русские — люди хорошие, добросердечные.

Б о д а к и. Тебе легко, ты можешь с ними объясниться.

Р е д е ц к и. Теперь поздно об этом говорить. У нас не было вождя, которому народ верил бы и пошел за ним.

М о ж а р. А немец тогда сожрал бы нас со всеми потрохами.

Б о д а к и. Подавился бы! И даже если бы мы погибли, то не зря. А так пропадаем ни за что ни про что. Какой в этом смысл?

Д ю к и ч. Нельзя произвести на свет ребенка и остаться девственницей. Господствующие классы должны были решить, кому они служат — немцам или нации?

Ш а й б а н. Что с тобой, Дюкич? Ты попал к нам с наилучшей характеристикой.

В о н ь о. Кроме того, что он несколько раз струхнул, жалоб особых на него нет.

А л м е р и. Мы все читали листовки, сброшенные русскими самолетами.

Ш а й б а н. Испанские миссионеры хотели было уговорить южноамериканских индейцев не работать по воскресеньям. После долгих уговоров они убедились, что те не работают и в будни.

Б о д а к и. Вот бы нам обрести родину в тех краях. Наш праотец Арпад{185} мог бы доскакать туда.

М о ж а р. Но там, увы, нет ни сала, ни колбасы! И ядовитые змеи кишмя кишат под кроватью!

Ш а й б а н. Может, вы помолчите, пока я кончу? Русские призывали нас бороться за свободу и национальную независимость. Но ведь вся наша история — непрестанная борьба за независимость родины! И чего мы добились в этой борьбе? Терпели поражение, страна была покрыта виселицами, воцарился террор, патриоты вынуждены были эмигрировать.

Д ю к и ч. Но теперь мы могли бы победить.

Ш а й б а н. Не уверен. Национальное сознание складывается не в один момент. Оно определяется накопленным опытом, всем историческим прошлым. Мы обескровлены, устали, не понимаем происходящего, никому не верим.

Р е д е ц к и. Венгерский солдат в этой войне не хотел воевать. Ни на стороне немцев, ни против них.

Б о д а к и. И все-таки весь мир будет считать по-другому. Ведь мы до сих пор не отвернулись от немцев!

Ш а й б а н. У малой страны нет выбора. В крайнем случае она может решить, от кого ей зависеть. Более сильная держава прикажет ей, или, пользуясь выражением поэлегантнее, станет помогать, да и то не всегда.

М о ж а р. Господин капитан, со стороны села идет какой-то немец.

Ф о р и ш (пятясь). Он близко?

М о ж а р. Нет, еще далеко.

Д ю к и ч. В мире существует и такая великая держава, которая уважает независимость малых народов.

А л м е р и. Это выяснится после войны.

Р е д е ц к и. После войны? Тогда наступит такое похмелье, такое горькое отрезвление, какого еще не бывало. Нашему незадачливому поколению еще с пеленок вбивали в голову — справедливо, мол, то, что в интересах венгров; территориально урезанная Венгрия — искалеченная, нежизнеспособная страна, что мы, венгры, самая культурная, доблестная нация в Дунайском бассейне, что только мы способны создать здесь прочное государство, надежный щит западной культуры, что венгры — самые стойкие солдаты… а сербы, румыны, словаки, прикарпатские украинцы нам, мол, не чета… Что ж, придется теперь оплевывать, но только самих себя!

Ф о р и ш. От венгра я ничего подобного до сих пор не слыхал.

А л м е р и. И больше не услышите. Ты говорил эффектно, Редецки, но в твоей речи, пожалуй, было излишне много самобичевания. Видно, ты частенько прислуживал в церкви.

Ф о р и ш. Как там немец?

Б о д а к и. Не робей, еще добрых четверть часа.

Х о л л о. Пардон, это тот самый немец, что приходил за нами?

Д ю к и ч. Да, тот самый.

Х о л л о. Спасибо, продолжайте.

Б о д а к и. Как ты перебрался через Дунай?

Ф о р и ш. Мне повезло. Нашел челн под Дунайской Стредой.

М о ж а р. Это еще что?

Р е д е ц к и. Дунасердахей{186}. Неужто ты и этого не знаешь?

Ф о р и ш. Не Дунасердахей, а Дунайска Стреда.

Б о д а к и. Брось ерундить, братец, это одно и то же.

Ф о р и ш. Словацкий город должен называться по-словацки.

В о н ь о. Черта с два! Это исконный венгерский город, я не раз бывал там.

Р е д е ц к и. Тысячу лет его называют Дунасердахеем.

Ф о р и ш. Я понимаю, почему вы так настойчиво твердите одно и то же! Но все это попусту! Даром порох тратите! Выкиньте это из головы!

Д ю к и ч. Мне кажется, здесь ты допускаешь явную передержку. Словак высказывался не столь резко.

Ф о р и ш. Да? Он выражался еще более дерзко!

А л м е р и. Допустим, но в нынешней обстановке это, пожалуй, звучит резковато.

Б о д а к и. Верно. Но мы сейчас воспроизводим не нынешнюю обстановку, а апрель сорок пятого года.

Ф о р и ш. Бодаки даже отобрал у него тогда флягу с палинкой.

Б о д а к и. Верно! (Выхватывает из рук Фориша флягу.) Дай-ка сюда!