Современная вест-индская новелла

Оскорбление застало его врасплох. Ему показалось, что он ослышался. Вероятно, парень просто произнес нечто похожее. Stick, пожалуй. Или slip. Может быть, Nick или Dick? Чувствуя, как залилось краской его лицо, он быстро сунул коробку в карман, отошел и стал смотреть туда, откуда должен был появиться автобус. Глупо! Улица пуста. Сколько ни всматривайся, автобус быстрей не придет.

Нет, нужно на чем-то сосредоточиться. Он подумал о сатанинской роже дьявола, что намалеван в «Палладиуме». Ей-богу, этот рыжий солдат сильно смахивает на того адского жителя. Он сделал над собой усилие и постарался отогнать воспоминание о росписи в баре. Лучше направить мысли на что-нибудь безобидное. И он занялся идиотским делом — стал определять, где он сейчас находится с точки зрения географии.

Он на северной стороне авениды. За спиной — море: ему слышен стон каждой набегающей волны, ее долгое «ш-ш-ш» по песку. Перед ним, чуть левее по авениде, красные неоновые огни — «Палладиум». Справа, возле столба, морской пехотинец. Солдата невозможно не замечать: ведь он тоже частица его мира. Тем не менее он не захотел смотреть на него, повернул голову влево и почти одновременно с этим услышал шаги.

Он услышал за спиной медленные тяжелые шаги: сначала каблук — «так!»; затем подошва — «шарк!» Задержал дыхание. Желание обернуться стало нестерпимым, но он неистовым напряжением воли принудил себя стоять неподвижно. Если он обернется, может показаться, что он трусит. С другой стороны, любой, самый невинный жест таит в себе немалый риск. Устремив взгляд в пространство, он словно застыл. Только нервы улавливали, будто сотня радаров сразу: так — шарк, так — шарк, так… Идущий остановился. И внезапно — правда, всего на несколько секунд — глубокая, как вечность, тишина. Затем опять шаги. На этот раз удаляющиеся: так — шарк, так — шарк. И наконец, полная тишина. Ни звука, кроме протяжного «ш-ш-ш» приливной волны на песке. Но он знал: солдат по-прежнему здесь, по-прежнему стоит у столба. А автобуса все нет.

Он сделал еще одно усилие, чтобы сконцентрировать все свое внимание на чем-нибудь постороннем, не относящемся к этой фигуре, чье безмолвное присутствие давит ему на затылок. Осмотрелся вокруг и заметил вблизи, на окаймляющем тротуар газоне, небольшую черную дощечку с надписью. Он быстро прочел: «Federal property»[47].

Сначала он не понял, что это означает. Затем догадался. Газон — федеральная собственность. Как и пляж за его спиной. Зато тротуар — собственность острова. Он задумался над географией. Представил себе, как выглядит островок Сан-Хуан, если смотреть с самолета. И вдруг впервые осознал то, что раньше никогда не приходило ему в голову. Эта мысль вспыхнула как искра, как озарение. Его город в осаде. В осаде Ла-Пунтилья, Исла-Гранде, Таможня, Каса-Бланка, Эль-Морро, Сан-Кристобаль. И все побережье, на которое набегают волны прибоя, чтобы умереть там с протяжным смиренным «ш-ш-ш». И газон, «Federal property». Он почти инстинктивно шагнул назад. У него было странное ощущение, будто он, как колосс героической древности, стоит сейчас в двух мирах. Газон и тротуар. И безлюдная авенида. И куда-то запропастившийся автобус.

До него донесся смех — из «Палладиума» вышли две женщины. Почти одновременно он уловил и другой звук. Нет, ошибиться было невозможно. Не стоило даже оборачиваться, чтобы убедиться. Так оно и есть. Его захлестнула волна стыда и негодования. Зачем?.. В конце концов… Нет, это не случайность. Прежде всего — почему именно здесь. Ведь сзади почти неосвещенный пляж. Можно было бы… Как ни верти, это вызов! Солдат морской пехоты стоял на бортике газона и шумно мочился на тротуар. Струя уже превратилась в лужу, быстро растекавшуюся по бетону. Мерзкая жижа вот-вот коснется его ботинок. Женщины из «Палладиума» приближались. Он физически ощущал, как ширится, как все ближе подступает к нему этот постыдный, оскорбительный поток. И внезапно нелепый пустячный случай разросся до исполинских размеров: всесокрушающая губительная сила, наводнив город, пытается смести в нем все, все.

— You shouldn’t do that here[48],— произнес он тоном, который — ему очень этого хотелось — казался спокойным, и отступил, спасая свои ботинки.

Морской пехотинец заулыбался и шагнул к нему.

— Who cares?[49]

Совершенно неожиданно, без всякой причины, вне связи с происходящим, к нему одновременно протянулись две ручищи.

— Who cares about nothing in this ticking city?[50]

Губы улыбались неизвестно чему, и две лапы терлись о лицо цвета корицы.