Перейдем к героям XX в. Прежде всего Ауэ – декадент. У него множество соответствующих черт: эстетизм, болезненность, извращенность сознания и чувств, нарциссизм, определенное ощущение исключительности собственной личности (эгоизм, эготизм, эгоцентризм). Это бросается в глаза в эпизоде одинокой оргии в опустевшем поместье фон Юкскюлей. Поведение героя резко напоминает об одном из знаменитейших декадентских героев – о Дез Эссенте, герое романа Гюисманса «Наоборот», сходящем с ума от одиночества в своей «утонченной Фиваиде», отгороженном от мира поместье, где Дез Эссент придается изощренным развлечениям в нарочито искусственной обстановке. Фабрика Ауэ также является своего рода «убежищем декадента от окружающего мира». Ауэ, как и Дез Эссент, эрудит.
Ауэ, как и иной, еще более известный декадентский персонаж, Дориан Грей, безразличен к последствиям своих поступков (параллель – убийство Дорианом Бэзила и убийство Ауэ Томаса). Затем скажем, что Ауэ – экспрессионистский герой, «отчужденный человек во враждебном мире», свидетель апокалипсиса. Подобными персонажами была богата общемировая и особенно немецкая культура начала XX в. (герои книг Андреева, Кафки, Деблина, опер Берга, фильмов Вине, Мурнау и т. д.). Есть сходство героя и с персонажами военной литературы 20-30-х годов – литературой «Потерянного Поколения» и близких к ней, но отличающихся от нее направлений (соцреалистический роман Барбюса «Огонь», сатира Гашека «Приключения бравого солдата Швейка», выходящий за четкие рамки литературных течений роман Селина «Путешествие на край ночи»).
Ауэ ближе к «романтическому эгоисту» Эмори из «По эту сторону рая» Фитцджеральда и Уинтерборну из «Смерти героя» Олдингтона, чем к героям Ремарка и Хемингуэя. «Экое идиотство – распространять на огромные государства сексуальные запреты, силою обстоятельств навязанные крохотному племени кочевников-семитов, понятия не имевших о гигиене. <…> Мы – жертвы чрезмерного размножения. В Европе слишком много народу. И до черта младенцев», – думает Уинтерборн, предвосхищая идеологию нацистов [8]. Эмори утверждает, что пошел бы за коммунистами, потому что за ними молодость и сила – с большим успехом он мог бы примкнуть к нацизму, исповедующему культ силы, что и сделал Ауэ. Вслед за этими персонажами идет герой экзистенциалистов – у Ауэ явное сходство и с Рокантеном в «Тошноте» Сартра, и с Мерсо в «Постороннем» Камю, которые отчуждены от мира не столько извне, сколько изнутри.
Отметим сходство персонажа «Благоволительниц» с абсурдным героем. Один из самых страшных эпизодов романа вопиюще абсурден: «…и вот однажды у края очередной траншеи девочка лет четырех тихонько взяла меня за руку. Я хотел высвободиться, но она не отпускала меня. Прямо перед нами расстреливали евреев. “Где мама?” – спросил я девочку по-украински. Она пальчиком показала в сторону траншеи. Я погладил ее по волосам. Так мы простояли довольно долго. У меня кружилась голова, и слезы подступали. “Идем со мной, – сказал я, – не бойся, идем”. Я сделал шаг к траншее, она уперлась, потянула меня обратно, но потом пошла следом. Я ее приподнял и передал человеку из ваффен-СС:
Коснемся и соотношения героя «Благоволительниц» с мифологическим героем. В истории Ауэ проглядывают контуры судьбы Ореста. Как и Орест, Ауэ убивает мать и отчима, у него есть свой Пилад – Томас. С образом Электры сложнее. С одной стороны, Электрой является сестра Уна, с другой – сам герой отчасти является Электрой (в детстве играл ее роль спектакле, позже совмещает роли обоих убийц – это, позволяет истолковать бисексуальность Ауэ, в том числе как очередное доказательство его всечеловечности).
Миф образует структурные связи романа, подчеркивает универсальность происходящего и позволяет вести полемику с предыдущими толкователями мифа. Отличия от предыдущих трактовок мифа об Оресте (классическая – «Орестея» Эсхила, экзистенциалистская – «Мухи» Сартра и т. д.) существенны – Ауэ убивает мать в бессознательном состоянии лунатизма, расправляется с Томасом-Пиладом, мать и отчим являются «убийцами» отца героя только в его воображении или в переносном смысле, Эвмениды становятся преследующими героя воспоминаниями. Миф как бы «стирается» в романе.