Все это нашло свое непосредственное отражение в главном романе У. Эко «Имя розы», где повествование идет не только о Средних веках, но и из Средних веков устами летописца той эпохи. «Имя розы» было крайне удачной пробой пера итальянского ученого в 1980 г., снискавшее безумную популярность среди разношерстной читательской аудитории. Его мировое признание не оспаривается и в нынешнее время, а массовый читатель наравне с придирчивым критиком ставят ему наивысшую отметку.
После ознакомления с работами Эко-ученого, вчитываясь в великолепно написанное произведение, изображенное в исторических рамках Средневековья, начинаешь улавливать непревзойденную связь художественного текста с научными интересами автора. Более того, роман непосредственно реализовывает научную мысль У. Эко, становится «полигоном» иллюзорной дуэли науки и искусства, которая на самом деле являет взаимопроникновение «оппонентов». Это дает возможность поразному воспринимать текст «Имени розы». Ю. М. Лотман в статье «Выход из лабиринта» говорит, что, если бы читатели романа встретились на «читательской конференции», они бы с удивлением обнаружили: все ознакомились с совершенно разными книгами.
А. В. Щербитко в работе «Роман У. Эко “Имя розы” – традиции и постмодернизм» подчеркивает, что в тексте произведения на основе элементов традиционной формы конструируется постмодернистское содержание. Как это проявляется? Постмодернизм всегда на чем-то базируется, он не может существовать без «земли под ногами». В романе роль опоры играет время раннего Средневековья с его отличительной исторической и культурной реализацией вкупе с католическим мировосприятием. Тем не менее У. Эко реконструирует этот мир по собственным законам, исходя из уже существующего литературного знания (концепция «мир как библиотека»), готовых сюжетов, образов, цитат и стилей. Так появляется первый, самый доступный смысловой уровень текста – детективный.
Настойчивость автора в навязывании подобного прочтения отсылает нас к структуре традиционного детектива: преступление – расследование, со свойственными детективу цепочками логических умозаключений, раскрытием тайны и поиска преступника. Организация романа «по установленной схеме» созданных ранее книг приводит к пародийному рождению образов главных героев повествования: Вильгельма Баскервильского и его помощника Адсона. Их имена уже отсылают читателя к известной истории Артура Конан Дойля о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне. Ориентируют нас и некоторые «клише» – параллели в поведении героев. Например, знакомство с Вильгельмом Баскервильским происходит в сцене, когда тот безошибочно определяет внешность сбежавшей лошади, которую он никогда не видел. Точно таким же образом он воссоздает картину самого первого убийства в монастыре, хотя опять же не являлся его свидетелем. Подобный метод носит название «дедуктивный», им пользовался традиционный Шерлок Холмс.
Однако, как только читатель начинает доверчиво верить в то, что перед ним настоящий искусный детектив, действие которого происходит в Средние века, автор тут же играючи опровергает это величайшее заблуждение, деконструируя жанр. Дальнейшее повествование развивается не по канонам: Вильгельм со своим помощником Адсоном не предотвращают ни одного убийства из цепи преступлений, а та самая рукопись, из-за которой и развертывалась борьба, в итоге навсегда ускользает из рук следователя. Детективная линия лишь вводит роман У. Эко в мир уже написанных книг, где они переосмысливаются автором путем тех самых клише и традиций. Такая отсылка к литературной традиции интерпретируется в гранях постмодернизма.
Образ Вильгельма Баскервильского раскрывается куда глубже, нежели чем личность, уподобляющаяся всем ранее известным и неизвестным сыщикам. Это человек новой эпохи, сродни нашему современнику, для которого «мир – это пустота, символ, уже заполненный толкованиями, упраздняющими друг друга» [5, 64]. Саму истину он постигал через расшифровку системы знаков и запутанных символов, преображение и переосмысление уже открытого и изученного.
Этому новому типу человека противопоставляется сложившееся схоластическое Средневековье, нашедшее свое олицетворение в лице слепого монаха Хорхе. Образ символически воплощает целостность мысли, под знаком которой жил весь средневековый мир. Он запоминает огромное количество текстов, большинство хранящихся в монастыре книг знает наизусть, без труда заучивает громадные потоки цифр и фактов. Его память является прототипом знаменитой библиотеки монастыря, своеобразная ее идеальная модель. Для Хорхе это пространство представляется специальным хранилищем, где накапливаются и покоятся тексты, но это не место, служащее отправной точкой для создания новых творений. Он хранит для того, чтобы спрятать. Хорхе исходит из того, что истина дана изначально, и ее стоит лишь помнить. Средневековая образованность видела идеал учености в безграничной памяти.