Эскапизм в литературе и эскапизм как форма шизофрении – это абсолютно разные понятия и соединять их воедино нельзя. Важно помнить об этом. Под словом эскапизм (англ. «escape» – сбежать, исчезнуть) понимается особое изображение реальности в ее целостности и глубине. Бытие текстов Барикко – то невозможное, которое становится возможным: любая мечта, пусть и самая неадекватная, воплощается. А если не воплощается, то превращается в ничто. Но даже ничто в текстах Барикко становится путем постижения мира. Застыть на мгновение – обрести покой – можно только в точке, где отсутствует время и пространство, где все сливается в одно безграничное и совершенное ничто. Обретение истины, поиск самого себя – конечное блуждание в лабиринтах бесконечного времени. И если нет возможности вырваться из этого абсурдного круга, найти смысл жизни, то необходимо найти его внутри себя. В таком случае герои совершают поступки исходя из единства своего бытия: их и бытие больше не разделить. К примеру, Мистер Гвин, герой одноименного романа, отказывается писать книги, но продолжает творить, находя то, что ему по душе – он пишет портреты словом. И это не просто словесный портрет – описание внешности, это видение человека. Представьте себе, что человек – это закат или старая лодка, на которой изо дня в день рыбак отправляется на поиски пропитания. Представили? Так вот лодка – это вы или ваш друг, или кондуктор в трамвае… Мистер Гвин находит себя в этом, по сути бесполезном занятии, ведь портреты пишутся только для заказчиков, их не публикуют, не печатают в журналах. Зачем ему это? Это постижение мира, постижение собственных возможностей, желание помочь другому посмотреть иначе на свою жизнь и изменить ее.
Посредством творчества Барикко делится своим видением окружающего мира. Эскапизм – это не уход, граничащий с раздвоением личности, в другую реальность, это организация бытия. Тексты Барикко пропитаны эскапизмом, строящим текст, завораживающим читателя. Художественный вымысел переплетается с реальностью, создавая причудливые образы и необыкновенные ситуации.
Порой сложно определить, что находится в центре повествования Барикко – герой или мечта? Чаще всего это – мечтающий герой. На наших глазах он превращается в человека действующего – поступающего в единстве своего бытия.
«Болото повседневности» рождает в герое протест. Профессор Мондриан Килрой – персонаж романа «CITY» – пишет «Заметки об интеллектуальной честности», состоящие из шести пунктов:
1. «У людей имеются идеи. («Идеи в чистом виде – восхитительный бардак».)
2. Люди выражают свои идеи.
3. Люди выражают не свои идеи. («То были видения, человек превратил их в оружие».)
4. Идеи, однажды выраженные и, следовательно, подвергнутые давлению со стороны публики, становятся искусственными предметами, лишенными реальной связи со своими истоками. Люди отделывают их с такой тщательностью, что идеи становятся смертоносными. Со временем люди замечают, что могут использовать свои идеи в качестве оружия. И не колеблются ни мгновения.
5. Люди используют свои идеи как оружие и поэтому навсегда предают их.
6. Интеллектуальная честность – это противоречие в определении» [9, 197].
Безусловно, «Заметки об интеллектуальной честности» – это плод мысли профессора, которого тошнит от вида интеллектуалов, даже от названия научной статьи или книги, тошнит – в буквальном смысле этого слова. Однако данный «трактат» можно соотнести и с самим романом. Мы приходим к выводу, что «CITY» – это хаос мыслей, отсюда столько историй, микро-сюжетов, голосов, нот в тексте Барикко. Писатель представляет нам свое видение определенных идей, вариант их воплощения.
Это происходит отчасти и в других произведениях Алессандро Барикко. Видение – это метод построения текста, своеобразный организующий элемент.
Сколько голосов, сколько видений, столько и тем, затрагиваемых писателем. Главная тема, как мы уже говорили выше, – тема пути. Свой путь у каждого из героев. К чему идут герои? К истине, к воплощению мечты, желания, к рождению нового – к самим себе.
Нина, героиня романа-миниатюры «Без крови», проходит путь мести к тем, кто убил ее отца и брата, и любви к тому, кто не выдал ее местонахождения. Отыскав его, они разговаривают. После – занимаются любовью. Нина снова чувствует себя той девочкой, спрятанной отцом в подвале – под защитой, в раковине. Она думает: «Раз уж нам неведом смысл жизни, то, может быть, мы живем с единственным желанием – вернуться в предназначенный нам ад и обитать рядом с тем, кто вынес однажды нас из этого ада… И тот, кто вынес нас однажды, может это делать бесконечно. В утомительном аду, как две капли похожем на тот, откуда мы вышли. Но неожиданно милосердном. Без крови» [1, 126].