Современная жрица Изиды

Проснулся я въ десятомъ часу и вспомнилъ все очень ясно. Дверь была на запорѣ; по свѣчкѣ невозможно было опредѣлить — зажигалась ли она ночью и долго ли горѣла, такъ какъ, по пріѣздѣ, еще до отправленія къ Блаватской, я зажигалъ ее.

Въ столовой гостинницы я засталъ г-жу А. за завтракомъ.

— Спокойно ли вы провели ночь? — спросилъ я ее.

— Не очень, я видѣла махатму Моріа!

— Неужели? вѣдь и я тоже его видѣлъ!

— Какъ же вы его видѣли?

Я проговорился и отступать было поздно. Я разсказалъ ей мой яркій сонъ или галлюцинацію, а отъ нея узналъ, что на ея мысли о томъ — слѣдуетъ ли ей стать форменной теософкой и нѣтъ ли тутъ чего-либо «темнаго» — махатма Моріа явился передъ нею и сказалъ: «очень намъ нужно такую козявку!»

— Такъ именно и сказалъ: «козявку», и сказалъ по-русски! — увѣряла меня г-жа А., почему-то особенно радуясь, что махатма назвалъ ее «козявкой».

А потомъ прибавила:

— Вотъ пойдемъ къ Блаватской… что-то она скажетъ? вѣдь если это былъ Моріа и намъ не почудилось, такъ она должна знать.

Отправились въ домъ Гебгарда. Блаватская встрѣтила насъ, какъ мнѣ показалось, съ загадочной улыбкой и спросила:

— Ну, какъ вы провели ночь?

— Очень хорошо, — отвѣтилъ я.

И легкомысленно прибавилъ:

— Вамъ нечего сказать мнѣ?

— Ничего особеннаго, — проговорила она, — я только знаю, что «хозяинъ» былъ у васъ съ однимъ изъ своихъ «челъ».

Въ этихъ словахъ ея не было ровно никакой доказательной силы. Вѣдь она не разъ, не только словесно, но и письменно объявляла мнѣ, что «хозяинъ» меня посѣщаетъ. Однако г-жа А. нашла слова эти удивительными и принялась разсказывать наши видѣнія.

Блаватская не могла скрыть охватившей ее радости. Она забыла всѣ свои страданія, глаза ея метали искры.

— Ну вотъ, ну вотъ, попались-таки, господинъ скептикъ и подозритель! — повторяла она. — Что теперь скажете?

— Скажу, что у меня былъ очень яркій, живой сонъ или галлюцинація, вызванная моимъ нервнымъ состояніемъ, большою усталостью съ дороги, послѣ двухъ безсонныхъ ночей, и сильнымъ впечатлѣніемъ, произведеннымъ на меня ярко освѣщеннымъ портретомъ, на который я глядѣлъ больше часу. Еслибы это было днемъ, или вечеромъ до тѣхъ поръ, пока я заснулъ, еслибъ я, наконецъ, не засыпалъ послѣ того, какъ исчезъ махатма — я склоненъ былъ бы вѣрить въ реальность происшедшаго со мною. Но вѣдь это случилось между двумя снами, но вѣдь онъ бесѣдовалъ со мною не голосомъ, не словами, не на какомъ-либо извѣстномъ мнѣ языкѣ и, наконецъ, онъ не оставилъ мнѣ никакого матерьяльнаго доказательства своего посѣщенія, не снялъ съ головы своей тюрбана, какъ было это съ Олкоттомъ.

Вотъ три крайне важныхъ обстоятельства, говорящихъ за то, что это былъ только сонъ или субъективный бредъ.

— Это, наконецъ, Богъ знаетъ что такое! — горячилась Елена Петровна, — вы меня съ ума сведете своимъ невѣріемъ. Но вѣдь онъ говорилъ вамъ интересныя вещи!

— Да, говорилъ именно то, чѣмъ я былъ занятъ, что находилось у меня въ мозгу.

— Однако вѣдь онъ самъ увѣрилъ васъ, что онъ не галлюцинація!?

— Да, но онъ сказалъ, что вы при всѣхъ докажете мнѣ это.

— А развѣ я не доказала тѣмъ, что я знала о его посѣщеніи?

— Я не считаю этого достаточнымъ доказательствомъ.

— Хорошо, я докажу иначе… Пока же… вѣдь вы не станете отрицать, что видѣли его и съ нимъ бесѣдовали?!.

— Какую же возможность имѣю я отрицать то, что съ моихъ словъ извѣстно г-жѣ А., а черезъ нея и вамъ? мнѣ не слѣдовало проговариваться, а теперь ужь поздно, сами знаете: слово — не воробей, вылетѣло, такъ его назадъ не заманишь…

Блаватская зазвонила въ электрическій колокольчикъ, собрала всѣхъ своихъ теософовъ и стала, съ присущей ей раздражающей шумливостью, разсказывать о происшедшемъ великомъ феноменѣ.

Можно легко себѣ представить мое положеніе, когда всѣ эти милостивые государи и милостивыя государыни стали поздравлять меня съ высочайшей честью, счастьемъ и славой, которыхъ я удостоился, получивъ посѣщеніе махатмы М.! Я заявилъ, что весьма склоненъ считать это явленіе сномъ или бредомъ, слѣдствіемъ моего нервнаго состоянія и усталости. Тогда на меня стали глядѣть съ негодованіемъ, какъ на святотатца. Весь день прошелъ исключительно въ толкахъ о «великомъ феноменѣ».

Вечеромъ всѣ собрались въ хорошенькой «восточной» комнатѣ, всѣ, кромѣ Олкотта, бывшаго во второмъ этажѣ. Вдругъ Блаватская (ее перенесли сюда въ креслѣ) объявила:

— Хозяинъ сейчасъ былъ наверху, онъ прошелъ мимо Олкотта и положилъ ему что-то въ карманъ. Китли, ступайте наверхъ и приведите полковника!

Полковникъ явился.

— Видѣли вы сейчасъ Master'а? — спросила «madame».

Глазъ «стараго кота» сорвался съ мѣста и такъ и забѣгалъ.

— Я почувствовалъ его присутствіе и его прикосновеніе, — отвѣтилъ онъ.

— Съ какой стороны?

— Съ правой.

— Покажите все, что у васъ въ правомъ карманѣ. Вынимайте!

Олкоттъ началъ послушно и медленно, методически, исполнять приказаніе.

Вынулъ маленькій ключикъ, потомъ пуговку, потомъ спичечницу, зубочистку и, наконецъ, маленькую сложенную бумажку.

— Это что жъ такое? — воскликнула Блаватская.

— Не знаю, у меня бумажки не было! — самымъ невиннымъ, изумленнымъ тономъ сказалъ «старый котъ».