Крушение советского строя пагубно сказалось на всех сферах коммуникации, адресованной детям, включая кинематограф, мультипликацию и детско-подростковую журналистику. В 1990-е гг. выжили лишь несколько изданий, получивших поддержку от государства или спонсоров. Вновь созданные в то время самостоятельные издания, как правило, существовали недолго, и наиболее прочное положение заняли те, которые по сути представляли собой рекламные издания известных торговых фирм, ориентированных не только на удовлетворение спроса детского потребительского сегмента, но и его (спроса) формирование и навязывание. Эти издания широко использовали эстетику экспортного образно-символического ряда, где доминируют диснеевские приемы и образы, тиражируются популярные голливудские герои и японские герои аниме. Об этическом содержании этих изданий говорить не приходится: задача формирования у детей потребительских установок и привычек весьма далека от задачи формирования у них нравственно-этических качеств.
Кризис 1990-2000-х гг. не мог не сказаться на всех институтах, касающихся детей: школе, семье, педагогике в целом и, в частности, на детской журналистике. Перед обнищавшими родителями встала задача выживания: надо было изыскивать средства, чтобы прокормить, одеть, обуть детей. Целое поколение выросло социальными сиротами: у работающих с утра до вечера родителей не было сил и времени на общение с детьми. Ситуация усугублялась в неполных семьях, которых в нашей стране огромное количество. Разобщение, отдаление поколений друг от друга, их размыкание получили точку роста именно из этого времени.
В тот же период отстранилась от детей и школа. Не умея, как и родители, объяснить ученикам происходящие в обществе катаклизмы, она ограничила свои функции учебно-предметной работой. Тем самым школа заявила о своей неспособности воспитывать их духовно и нравственно. Исчезли образование и просвещение в широком смысле этих понятий, школа, наподобие парикмахерской, стала предоставлять услуги.
Оба этих кризиса, семьи и школы, наложившись друг на друга, вывели детей за рамки этического воспитательного процесса, затормозили их нравственное развитие.
Из советской школы, с ее императивностью, тотальным контролем, «всенедозволенностью», дети попали в разреженное пространство полного отсутствия авторитетов при полном отсутствии границ «свободы», в ситуацию вседозволенности и бесконтрольности. На детей навалились соблазны потребительства, которое стало господствующей философией жизни. Власть вещей, подчинение не личности, а симулякру, участие в «обществе спектакля» (Дебор, 1999) — к этим проблемам добавился такой всеохватывающий фактор порабощения юной личности, как широкое использование гаджетов. Общедоступным стало все, включая знания. Тем самым нивелировались и уничтожались магия, ценность, авторитет и роль в обществе Учителя как личности, несущей знания и проливающей свет истины, ума, справедливости и правды.
Дети оказались в обществе, где размыт или уничтожен авторитет, исчезли границы допустимого, где традиции сомнительны, этикет нарушен и норма осмеяна, где смещены полюсы и отсутствует разделение на добро и зло. Подобную ситуацию Ф. М. Достоевский назвал «моральным бездорожьем» (Достоевский, 1991).
В эти же годы в России наметилось такое явление, как детская контркультура, представляющая собой своеобразный манифест антидуховной рыночной идеологии. В смеховых, иронических, игровых, сатирических и саркастических текстах и изображениях высмеивались общепринятые нормы жизни и поведения, выворачивалась наизнанку картина мира, веками разрабатывавшаяся классической детской и воспитательной культурой, в первую очередь — литературой. В ряду этой контркультуры стоят серии аниме, комиксов, игр и кинофильмов, игровая продукция гаджетов, высмеивающие тексты, в том числе «Вредные советы» Г. Остера и им подобные сочинения, нацеленные на расшатывание и разрушение нравственных аксиом классического мира детства, на осмеяние авторитетов и переоценку, а иногда и полную отмену ценностей. Тут проявляет себя эстетика издевательства.