Современность в свете Слова Божия. Слова и речи

Но недолго Митрополит Евлогий с его сторонниками, давшие подписку в лояльности к советской власти, по требованию тоже будто бы исходившему от местоблюстителя Патриарха Тихона митрополита Сергия (хотя так ясно, что это требование было требованием советской власти!), торжественно и в пику нам, провозглашали себя «тихоновцами». Когда Митрополит Евлогий указом Митрополита Сергия от 30 июня 1930 года был отрешен от должности, а 24 декабря 1930 г. был даже запрещен в священнослужении, он этим указам, несмотря на провозглашенную им раньше «верность Матери Русской Церкви», не подчинился, а произвольно и самочинно перешел в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, который как раз незадолго перед тем признал Святейшего Патриарха Тихона низложенным с патриаршего престола, лишенным сана и монашества, а законною церковью в России – так наз. «живую церковь».

Подобно Митрополиту Евлогию, вел себя в С. Ш. Америки Митрополит Платон, тоже отколовшийся одновременно с ним от Русской Православной Церкви Заграницей в 1926 году и поддерживавший сношения с Митрополитом Сергием в Москве, пока тот не объявил его церковную организацию «раскольническим обществом» и не запретил его в священнослужении с преданием суду 25 августа 1933 года указом за № 837.

О признании всех последующих указов Святейшего Патриарха Тихона подлинными и выражающими его свободную волю, конечно, не может быть и речи. Он был поставлен богоборческой властью в такие тяжкие условия, так терроризован, что нам это даже трудно себе представить. Да мы даже и не можем здесь заграницей доподлинно знать, что именно там происходило в действительности, так ли все было, как это говорят, и можно ли считать так наз. «предсмертное завещание» Святейшего Патриарха Тихона о признании советской власти безусловно подлинным, им самим составленным и собственноручно подписанным.

Одно мы знаем достоверно, это то, что верующий народ русский до самой кончины верил Святейшему Патриарху Тихону, как твердому стоятелю за веру и печальнику за Церковь Русскую, и свято и благоговейно чтил его, храня в памяти его решительные и мужественные выступления с обличениями богоборческой власти палачей русского народа Святейший Патриарх Тихон неизменно участвовал в грандиозных крестных ходах по всей России, которые тогда, в первые годы после революции, были еще возможны, безбоязненно ездил не только по Москве, но и по всей России для служения, а дни пребывания его в Петрограде были днями настоящего его триумфа, всеобщего всенародного ликованья.

Характерно, что по получении известия об убиении Царской Семьи в Екатеринбурге, Святейший Патриарх Тихон тотчас же на заседании Собора отслужил панихиду, а затем и заупокойную литургию, произнеся грозную обличительную речь, высказав мысль, что как бы ни судить политику Государя Имп. Николая II-го, его убийство, после того как он сам отрекся от престола и не делал никаких попыток вернуться к власти, является ничем неоправданным преступлением, а те, кто его совершили, должны быть заклеймены, как палачи. «Недостаточно только думать это, добавил при этом Патриарх, – не надо бояться громко утверждать это, какие бы репрессии ни угрожали вам».

Есть люди, до сих пор продолжающие смущаться и соблазняться тем, будто Святейший Патриарх Тихон не дал благословения кому-то кто просил его благословить борьбу Белой Армии против большевиков. Но ведь мы не знаем, как все это доподлинно было, при каких обстоятельствах и в какой обстановке это происходило. А кроме того, к прискорбию нашему приходится признать, что и в Белой Армии не все было духовно благополучно. Нередки были случаи, когда белые воины, с таким подъемом певшие «Смело мы в бой пойдем за Русь святую!..», о Святой Руси по-настоящему и не помышляли и вели себя нисколько не лучше, чем самые отъявленные большевики. Конечно, не мог Святейший Патриарх Тихон дать благословение такому белому генералу (довольно известному), который с таким пафосом однажды выразился: «Хоть с диаволом, но против большевиков!» Этот несчастный даже не понимал, что «с диаволом» идти против диавола невозможно и что такая борьба безнадежна и безплодна и ни к чему не приведет, что, как мы видим, и получилось.

Замечательна была кончина Святейшего Патриарха Тихона, час которой ему очевидно был известен. Замечательны и последние слова его, произнесенные незадолго до кончины: «теперь я усну крепко и надолго… ночь будет длинная, длинная… темная, темная…» Как-то очень ясно, что под этой «длинной и темной ночью» он подразумевал не столько свою смерть, сколько мрак кровавого безбожия, опустившийся над всей столь любимой им Русской землей, Первоиерархом которой избрал его Промысл Божий. Страшная ночь эта, как мы видим, действительно оказалась «длинной, длинной… темной, темной», продолжающейся вот уже более половины столетия и конца-края которой пока все еще не видно!

Перед самой кончиной Святейший, лежавший с закрытыми глазами, вдруг как бы очнулся и спросил: «Который час?»