Земля вращалась, друг за другом появлялись лес и дорога, соседние дачи и пугало, оранжевый тент и облагороженные груши; Сашко медленно шагал и думал, что сейчас делает Таня, где она, о чем думает и удалось ли ей взять в сентябре отпуск, как они решили, чтобы вместе поехать на море.
Сначала он спускался в город к Тане каждый вечер, но постепенно они забирались все дальше в горы, в отдаленные уголки дачной зоны, и стало уже невозможно уходить по вечерам и возвращаться утром — расстояния большие, приходилось идти всю ночь, а на другой день, еще до обеда, он валился с ног от усталости.
На дороге затарахтел мотор, Сашко услышал, как перед дачей остановилась машина. Мотор всхрапнул и заглох.
— Товарищ Гечев! — сказал дядя Ламбо и остановился.
По выложенной плитами дорожке к ним шел товарищ Гечев. Хотя он был лет на пятнадцать моложе дяди Ламбо, дядя Ламбо называл его «товарищ Гечев». Потому что тот их кормил, ведь бур принадлежал ему и был его движимым имуществом.
По словам дяди Ламбо, товарищ Гечев собирал бур по частям, разбирал бракованные буры, копался, как муравей, среди гор утиля, облазил немало заводских свалок. И как предприимчивый человек, имел теперь собственный бур.
У Антона было несколько иное мнение относительно происхождения бура. Он утверждал, что товарищ Гечев — необыкновенно симпатичный, жизнерадостный человек, у него масса друзей, и его друзья просто души в нем не чают. И бур — плод бескорыстной дружбы между товарищем Гечевым и комиссией по браковке буров. Комиссия эта забраковала почти новый бур, один из тех, что приводятся в движение вручную, ибо была верна мужской дружбе. И дядя Ламбо не прав, утверждая, будто товарищ Гечев сунул комиссии некоторую сумму.
— Нехорошо так думать о товарище Гечеве, — говорил Антон. — Ты — человек старый, стыдно.
Дядя Ламбо всегда злился на Антона за эти слова, он вообще ничего не утверждал, а занимался своим делом.
— Больно много ты знаешь, Антон, — отвечал он. — И говоришь много. Раз уже погорел из-за своего языка. Лучше бы помалкивал в тряпочку да работал. Как бы он ни раздобыл, а бур сейчас его. И не лезь не в свое дело.
Сашко понимал дядю Ламбо, у человека два сына-студента, на одну пенсию не очень-то разбежишься, а бур — дело прибыльное.
Да и работа такая, что каждый справится, трехмесячное обучение не требуется; так что, если не будешь помалкивать, тебя в любой момент могут погнать, кандидатов на это место найдется сколько угодно.
— Ты всю жизнь помалкивал, вот и домолчался, — говорил Антон. — Работаешь как вол, и что?
— А ты вот языком треплешь, и что? — отвечал дядя Ламбо. — Посмотри на себя! Техник-растехник, ученый человек, толкаешь тут железяку да пыль глотаешь. И все потому, что много знаешь…
Сашко слушал их и не мог понять, почему они так спорят из-за бура и из-за того, как товарищ Гечев его раздобыл; а ведь у товарища Гечева был не только бур.
Ему принадлежал и зеленый грузовичок, на котором они тряслись по пыльным дорогам дачной зоны, записанный, разумеется, на чужое имя; были у него и тачки для земли и бетона, и лебедки для колодцев, был у него и бульдозер. Хотя бульдозер принадлежал государству, можно было смело сказать, что он принадлежит товарищу Гечеву, который договорился с бульдозеристом, и тот работал под его началом — прокладывал дороги к дачам и участкам его клиентов.
Товарищ Гечев владел и монастырем.
Да, у товарища Гечева был монастырь, старый, заросший бурьяном и травой, с высокими каменными стенами и широким двором, утопающим в зелени деревьев и кустов. Стены уже разрушились, но каменная кладка кое-где еще держалась, еще видны были красные и золотые остатки росписей с неясными греческими буквами на них, закопченные дымом, полусмытые дождями; на стершемся каменном полу заметны были следы горелого воска; во дворе, как и раньше, журчал ручей и упирался вершиной в небо старый кипарис.
Тысячу восемьсот левов отдал за монастырь товарищ Гечев общинному совету соседнего села, на территории которого он находился; купил его, и монастырь стал его собственностью. И он разводил в нем свиней.
Место было удобное, чистого воздуха сколько хочешь, вода в изобилии, вокруг просторные поляны, двор широкий, здесь можно содержать, если потребуется, хоть пятьсот свиней; монастырь со всех сторон окружали стены, в солнечные дни они бросали тень, а когда шел дождь, свиней загоняли под покрытые копотью своды церкви. Если бы товарищ Гечев задумал построить свинарник, это обошлось бы ему в десять раз дороже, и неизвестно, когда бы этот свинарник построили.
А время шло, время не останавливалось, время не ждало, все должны идти в ногу со временем, иначе жизнь пройдет в ожидании. Упустишь время — и оно забудет тебя.
Товарищ Гечев знал всему цену, видел все насквозь и, отбрасывая ненужную оболочку, шагал со временем в ногу; поэтому ему все и удавалось, поэтому он преуспевал. Время работало на него.