Современные болгарские повести

— Сейчас бы бутылочку холодного пива! — мечтательно произнес Ванка. — Плачу трешку за одну бутылку.

— А разве товарищ Гечев тебе не привез? — спросил Антон. — Он вроде бы тебе привозит.

— Нет, только анисовку, — пояснил Ванка. — И я с ним расплачиваюсь как миленький. Он знает, что если я сам поеду к павильону или в город, то потеряю полдня. Да и он потеряет немало, пока я буду мотаться взад-вперед.

Помидоры были свежие, чуть зеленоватые. Ванка их нарвал в огороде у Парлапановых. Сашко любил именно такие, зеленоватые, с терпким привкусом. Он брал брынзу, запихивал ее в горбушку и сильно сдавливал хлеб, пока тот не превращался в комок. После этого подходил черед колбасы и зеленого перца.

— Тут один должен подвезти щебенку Ценову, — продолжал Ванка, — обещал прихватить с собой ящик пива, но, видно, не удалось вырваться со службы.

Трое ели и слушали Ванку — он целыми днями сидел один на своем бульдозере, и молчание тяготило его, как болезнь. Он распевал во все горло песни, но из-за шума мотора не слышал собственного голоса. Вот почему во время обеда он никому не давал даже слова сказать, словно хотел наверстать упущенное. Ванка здесь работал второй год; начиная с весны, выкорчевывал деревья и прокладывал дороги, спускаясь в город один-два раза в месяц. А иногда — и того реже. Жил в дачной зоне, как Робинзон, один, без людей, но не жаловался на одиночество; Ванка был из тех людей, которые ничего не принимают близко к сердцу и от всего умеют отмахнуться. Он был одних лет с Сашко, жил легко и беззаботно, как воробей, да и выглядел он таким же взъерошенным.

Кроме того, он сам избрал этот нелегкий жребий — прокладывать нелегально дороги в дачной зоне, которые опытные люди называли «левыми» и готовы были на все, только бы какой-нибудь бульдозерист согласился выровнять землю, проложить дорогу от участка к шоссе и вообще сделать за короткий срок то, что тридцать человек обычно делали в течение трех месяцев. Из этого «всего» Ванка брал одну треть, а остальные две трети шли в карман товарища Гечева и начальника Ванки, диспетчера, который распределял машины и отчитывался за сделанное. Потому что по документам Ванка выравнивал дороги в одном из городских кварталов, которому, как видно, было суждено так и остаться невыровненным.

— В апреле солдаты из стройбатальона строили здесь дачу Драгомирову, — снова начал Ванка, — и был среди них один из Делиормана, да такой обжора, что черепицу ел, когда хотел жрать. Привезут им котел фасоли, все едят, а он потом возьмет полбуханки хлеба и так вылижет котел, что его и мыть не надо. Занимался борьбой, бедняга, они же едят помногу, а глаза у него всегда голодные. После обеда его выпускали на пастбище: как изголодается, ест щавель.

— Ванка, ты есть-то успеваешь? — спросил Антон, который никак не мог привыкнуть к его словоохотливости.

— Ем, ем, — ответил с улыбкой Ванка. — Видишь, передо мной уже ничего нет.

Дядя Ламбо и Сашко переглянулись и заулыбались, а Ванка принялся за другую историю.

Обеденный перерыв давно кончился, осталось лишь ощущение, будто ты нырнул в солнечную воду; и опять вращалась и вращалась земля, мимо Сашко проплывала оранжевая веранда, «Букингемский дворец», пугало, закрытые ставни с вырезанными в них сердцами, сердитый бульдозер Ванки…

«Движение, движение, — думал Сашко, — движение создает все, движение есть форма существования материи, движение — это способ существования… Вот круг — и я создаю одеяло, которое мне давно следовало бы купить своим домашним; второй круг — и я запасаюсь топливом; еще один и еще один — книги… А этот круг — кровать в гостинице на море, куда мы поедем с Таней; еще один круг — ванна, душ, горячая вода; следующий — веранда, которая выходит к морю, шезлонг в синюю и белую полоску…

Обед в ресторане…

Голубая косынка для Тани…

Поездка в Несебр…

Калиакра…

Теплый цвет коньяка, который будет стоять по вечерам перед нами…»

Пугало с фиалками и лиловой лентой, выпотрошенная вата у него на плечах, зеленая стена леса, дорога с рычащим бульдозером, облагороженные груши, персиковые деревца, оранжевая веранда, слюдяные чешуйки в штукатурке второго этажа — земля вращалась, Сашко вращал железную калитку, закрытые ставни соседней дачи с вырезанными в них сердцами, «Букингемский дворец»…

Он услышал шум мотора, но это был не бульдозер, это был и не захлебывающийся, повизгивающий звук, издаваемый «Москвичом» товарища Гечева. Когда земля повернулась, Сашко увидел на дороге белый «пежо», новенький и блестящий, как только что облупленное яйцо; он пробирался мимо бульдозера Ванки, направляясь в их сторону. Ванка остановил бульдозер и смотрел вслед автомобилю.

Сашко не мог остановиться, потому что он вращал землю, вращал оранжевую веранду, персиковые деревца, железную калитку, облагороженные груши…

Когда дорога приблизилась снова, он увидел, что «пежо» уже остановился перед входом на соседнюю дачу, где постоянно закрыты ставни с вырезанными в них сердцами.

— Пежо прибыл, — произнес сзади Антон. — Посмотрим, какую добычу он сегодня привез.