— Убирай сам, — ответил Сашко. — У нас своя работа, и нам некогда заниматься твоей землей.
— Значит, так? — спросил Пежо.
— Так, — кивнул Сашко. — Вот лопата, кирка… за прокат не возьмем, все же сосед.
— Моментально уберите землю, — приказал Пежо. — Предупреждаю в последний раз.
Бур опять заскрипел, завращался, трое медленно пошли по кругу.
— Это ты ее насыпал! — повернулся Пежо к Ванке. — Ты бульдозерист, ты и ответишь.
— Напрасно теряешь время, милок, — улыбнулся ему Ванка. — Только ворон пугаешь.
— Это мы еще посмотрим, кого я пугаю! — пригрозил Пежо. — Вылетишь отсюда, как…
— Милок, я же тебе сказал, не теряй времени, — все так же улыбаясь, отозвался Ванка. — Что касается пугала, у нас уже есть, вон там, в соседнем дворе. Да еще с фиалками. А у тебя даже фиалок нет.
Пежо окинул его взглядом, но наброситься на него, как ему хотелось, не посмел, только подбородок его дрожал от злости; видно, парень не привык, чтоб с ним так обращались.
— Слушай, — произнес он, — ты меня еще не знаешь. Убери землю, на том и покончим. По-хорошему.
Ванка курил, и синеватый дым поднимался над ним кольцами.
— Слышишь? — крикнул Пежо. — Это я тебе говорю!
— Ты что, не понимаешь человеческого языка? — спросил Ванка. — Проваливай с глаз моих долой. Вот тебе лопата, убирай землю и оставь меня в покое. Мне некогда с тобой разговаривать.
— Ну, хорошо. — Пежо весь дрожал от злобы. — Хорошо же, вот увидишь… ты запомнишь эту землю… еще как запомнишь!
— Знаешь что, милок, — сказал Ванка, — мне от твоих слов ни жарко ни холодно. Думаешь, я испугался?
— Мы еще посмотрим! — повторял Пежо. — Посмотрим!..
— На что мы будем смотреть? — сказал Ванка. — Столько развелось начальства, что некому работать на бульдозерах. Уж не думаешь ли ты, что если твой папаша меня уволит, я помру с голоду? Где-нибудь в канцеляриях такой номер может пройти, а здесь — нет, ясно? Разве ты не знаешь, что нас, работяг, днем с огнем ищут? Потому что нас мало осталось. Давай проваливай отсюда, а то у меня голова от тебя разболелась.
Пежо постоял еще немного под персиковыми деревцами, помешкал, посмотрел на вращающийся бур, потом повернулся и зашагал по плитам к железной калитке. Вышел за калитку, сказал что-то девушке, и они стали карабкаться по желтой насыпи. Наверху Пежо пнул ногой один из воткнутых кустов, тот упал, потом они, перевалив через насыпь, спустились на дорогу и пошли вниз, где стоял стеной лес.
— Часа через три-четыре ждите гостей, — предупредил Антон.
— Милости просим, — отозвался Ванка. — Жалко, что ли?
Когда через три часа действительно пожаловали гости, уже не было ни холма, ни кустов, ни травы — чистая ровная дорога, никаких следов насыпи. Белый, блестящий, без единой пылинки «пежо» стоял у входа на дачу; верхушки деревьев погружались в красные лучи заходящего солнца.
— Наверно, он хватил лишнего, — доверительно сообщил гостям Антон. — Нынешняя молодежь любит выпить.
— Раздавишь полбанки, — добавил Ванка, — тебе не только холм, горы привидятся, Кордильеры. Мы видели, как они потопали вниз пешком; ну и что тут такого, думаем себе, молодые люди, может, захотелось прогуляться по лесу… может, им так приятнее…
Гости постояли, поглядели на дорогу, на ограду дачи, пожали плечами и отбыли. Один из них сел в «пежо» и последовал за «Волгой». Лишь пыль клубилась на дороге, тучи мелкой пыли…
Гости уехали, и снова завращался бур, заскрипел; закружилась земля, и мимо Сашко поплыли дачи, оранжевая веранда, железная калитка и облагороженные груши, лес, «Букингемский дворец», Ванка на ревущем бульдозере, коричневые ставни с вырезанными в них сердцами, пугало в старой дамской шляпе, красные крыши домов, солнце и дорога — земля вращалась.
«Земля вертится, — думал Сашко. —
Исчезло чувство неестественной неподвижности земли, полной напряжения, разрываемой отсутствием гравитации, уже не казалось, что через мгновение весь мир взорвется, что в просторах вселенной исчезнут и дачи, и пугало с лиловой лентой, и дядя Ламбо, и Антон, и задыхающийся бульдозер, и «Букингемский дворец», и пчелы, и вековой лес…
Сашко прекрасно понимает страдания Галилея, его правоту и повторяет за ним:
— Земля вертится, движение — основа всего.
Земля вертелась, поскрипывал бур, трое, как обычно, шагали по кругу…
Через полчаса железная калитка открылась, и, нагруженный сетками от комаров, к ним направился владелец участка — Крумов.
Клубника вилась у него под ногами, черная смородина ластилась к нему, облагороженные груши излучали удивительное благородство, даже помидоры покраснели на какое-то мгновение, а потом к ним опять вернулась их естественная розовость; хозяин шел большими шагами, он подошел к веранде и оставил там сетки от комаров.
Потом он оглядел дачу, его губы шевелились, словно он что-то подсчитывал: наверно, он проверял, не увели ли эти трое какую-нибудь стенку или окно; потрогал пальцем штукатурку на стенах и направился к буру.
— Ну как, работнички? — бодро спросил он. — Будет вода?
— Будет, будет, — ответил дядя Ламбо. — Еще день-два.