В их большой норе под корнями старого ивобаба царил приятный полумрак и прохлада. Тускло светились зелёным гнилушки, разливали свой желтоватый мерцающий свет пузыри со светлячками, а прямо под стволом дерева располагался очаг. Ивобаб был старый, пузатый, раскидистый и дуплистый. Внутри он весь уже прогнил и осыпался, так что дым от очага уходил прямо в небо – через сквозное дупло. Когда солнце стояло высоко над лесом, то роняло свои лучи прямо в нору и заглядывало в котелок к маме Мирре.
– Ты что, опять пасся на дальней поляне? – строго спросила мама. – Опять объелся цветов волчеглаза?
– Нет. – Хурра замотал головой, и десятки его косичек разлетелись в разные стороны – как разноцветный дождик. – Я их не ел. Хотя они вкусные. – Застенчиво подёргал красную косичку и добавил: – Я лыцаря видел.
– Где?!
– На старой дороге. Большой такой лыцарь, доспехи красивые, так и светятся на солнце, – мечтательно сказал Хурра. – Можно, я себе возьму шлем?
– Не дели непойманного рыцаря. – Мама бросила половник и стала торопливо надевать боевую кацавейку на толстом русалочьем пуху. – Далеко он от ловушки?
– Ну… – Хурра задумался. – Уже нет. Совсем недалеко. Совсем-совсем недалечечко…
И, подтверждая его слова, на дальней стене зазвенел медный колокольчик. Он звенел отчаянно и громко, он звал: торопитесь, лесовики, торопитесь, а то добыча сорвётся с крючка!
Мама всплеснула руками, зачем-то схватила половник и кинулась бежать. Хурра со всех ножек помчался следом, звеня всеми своими косичками – ведь в каждую из них была вплетена соловьиная бусинка.
(Это такие камешки, которые заводятся в горле у соловьёв, как жемчужины в раковинах у устриц. Они-то и помогают им петь. Когда бусинок становится слишком много, соловьи обыкновенно их выплёвывают. А лесовики подбирают и нашивают на одежду. Или вплетают в волосы. И я вам скажу, что такой звенящей красоты, как праздничный костюм лесовика, ещё поискать надо!)
Старая дорога пролегала через Синий лес (как называли его люди из-за того, что в нём росли громадные синие ели), и по этой дороге мало кто ездил. Слишком глубоко она забиралась в глухие уголки леса, через такие чащобы вела, что и обычные путники, и купцы, и даже рыцари предпочитали потратить лишние два-три дня и объехать Синий лес стороной. Нехорошие слухи ходили об этом огромном лесе, и лесные звери были совсем не самыми страшными его обитателями.
А в последние два месяца поползли и вовсе жуткие истории – будто завелось в самой чаще Синего леса Неведомое Зло, опутало лес хитрыми ловушками и не щадит никого, кто попадётся. Неведомое Зло отбирает у бедных пленников всё до последнего гроша и отпускает в одном белье на краю леса. Делает Зло это, разумеется, с коварными целями и кровожадными планами – оно хочет, чтобы его слуг принимали за простых грабителей. Но доблестный рыцарь Эльтарт выведет проклятущее Зло на чистую воду. Вот только освободится от этой дурацкой сетки и обязательно выведет.
Примерно так размышлял рыцарь в блещущих серебром доспехах, вися вниз головой. Крепкая сеть спеленала его по рукам и ногам, и рыцарь Эльтарт задумчиво покачивался из стороны в сторону.
«Сейчас отдохну и пойду выводить Зло, – подумал он. – Только ещё немного повишу».
А потом он услышал трели и птичье пение – будто к нему быстро приближалась целая стая соловьёв. Облако птичьих трелей и переливов окутало его и затихло. Рыцарь с механическим скрипом повернул голову.
Внизу, в зелёном полумраке с некоторым задумчивым любопытством посверкивали два зелёных огонька.
Эльтарт вздрогнул и забился в сетях, как здоровенный зеркальный карп.
«Зачем полез я в этот лес? – В панике он начал думать стихами. – Сожрут ведь и костей не оставят. Мамочки!»
Рыцарь вертелся, извивался, яростно скрипел доспехами и что-то бурчал в закрытое забрало.
Мама последний раз поглядела на него, спряталась за ствол раскидистого ивобаба и обняла Хурру.
– Малыш! Умница. У него же серебряные доспехи!
– И что? – не понял Хурра.
– Как ты не понимаешь – мы быстрее вернём папу! Смотри, какие большие доспехи! А если ещё их расплющить…
Мама радовалась, как маленькая девочка, а Хурре вдруг стало грустно.
Рыцарь бился в сетях, как рыбка. Или как птица – большая, красивая, привыкшая к свободе, к синему небу, чистому ветру. Плющить рыцаря не хотелось.
С другой стороны, Хурра очень хотел вернуть папу. Прошло почти два месяца, как он попался в плен к водяному коню. Папа – Хурра-большой – преследовал стаю рыжиков (рыжих ёжиков из Сомной лощины), когда случайно оказался возле Чёрного водопада. Как назло, это было в полнолуние, и водяной конь купался в озере, созерцая лунные лилии. Конь, он вообще нервный, так что ни один лесной житель в здравом уме к водопаду без нужды никогда и не ходил. Да и с нуждой, если честно, не заглядывал. Была в Синем лесу такая пословица – лучше два раза к лешему, чем ни одного раза к водяному.
А уж в полнолуние, да ещё когда он в озере с лилиями…