— Да, сцапали меня.
— Найдется шницель из телятины. Или жареная печенка...
— А шницель натуральный?
— И натуральный, и по-парижски.
— Хорошо. Значит, два натуральных. Два. И немного картошки. — Он довольно потер руки. — Отварной.
— У нас есть пльзеньское.
— Минеральную, пожалуйста.
— Кофе?
— Я уже пил. Там, у них. — Он кивнул в сторону площади. — К тому же говорят, что я пью слишком много кофе.
— Кто говорит?
— Многие.
Мимо окон черными черепахами проползли две служебные машины. Михал Экснер невольно пригнулся.
— Уголовный розыск, — сказала официантка.
— Наверно, — согласился он. — От них лучше держаться подальше.
Она засмеялась, неизвестно чему. И ушла, кокетливо покачивая бедрами.
Может быть, капитан Экснер размышлял. А может быть, мечтал или приводил в систему свои мысли. Одно ясно: ожидая заказ, он смотрел сквозь тюлевую занавеску на улицу и ничего не видел, потому что улица была пустынна и безжизненна.
Официантка принесла ему долгожданное мясо, посыпанное свежей петрушкой. Душа радуется, что за краски — золотисто-желтая, коричневая, зеленая. Потом появился поднос со специями.
— Красота! — восхитился Экснер. И, помолчав, добавил: — Я слышал, здесь кого-то убили.
— Да, убили. В парк нельзя.
— Жаль. Я и приехал-то, собственно, ради парка.
— Из Праги?
— Да. Говорят, парк уникальный, прямо жемчужина, — продолжал он, осторожно жуя. — Превосходно! Скажите пану повару, что блюдо вышло на славу.
— Сюда столько народу ездит...
— Есть на что посмотреть, — заметил он.
Официантка засмеялась.
Они стояли, опираясь на каменные перила, под аркадами на третьем этаже и смотрели во двор, куда минуту назад въехали машины уголовного розыска. Казалось, весь мир заколебался — сдвинулся с места мраморный фонтан, задрожали вазы на балюстраде, вздрогнула Диана с луком, а один из каменных оленей затряс рогами.
Из машин выскочили бравые парни, и вахмистр, охранявший дверь квартиры Болеслава Рамбоусека, отдал честь.
— Ну и ну, — заметил доктор Медек, погладив лысину, — ишь, какие бодрые... Не правда ли, коллега? — обратился он к Лиде.
Лида кусала губы. Кусала губы и обеими руками держалась за каменные перила, словно охлаждая ладони.
— Знакомая картина. Видали мы такое... Правда, Эрих?
Студент-археолог не ответил.
Она повернулась спиной к балюстраде, оперлась локтями о перила, тряхнула головой — волосы упали на плечи и вспыхнули золотом, слегка развеваясь на ветру, — сказала:
— Пан доктор, у вас тут машина. Видите ли... Мне пришло в голову, что я могла бы остаться здесь и на вечер...
— Так это же замечательно! — обрадовался Медек.
Эрих Мурш сощурил глаза, прикидывая, что у Лиды на уме.
— Я бы хотела... Вы не съездите со мной в Мезиборжи... а потом назад... А то я одета... видите как. Вечером будет прохладно.
— Разумеется, милая Лида, но ведь нам велено оставаться тут и быть у них под рукой. Конечно, это неприятно и, вероятно, излишне...
— В конце концов, мы ведь очень быстро вернемся. — И девушка улыбнулась, широко раскрыв синие глаза.
— В конце концов, мы ведь очень быстро вернемся, — пробормотал доктор Яромир Медек.
Подъезд к замку был на удивление скромен. Улочку замыкал ряд туй и каменная стена высотой метра три-четыре, некогда, видимо, составлявшая часть оборонительных укреплений.
Окна первого этажа были забраны решетками, выкрашенными белой краской. Осенью и ранней весной тут наверняка хмуро и сыро, но сейчас, в летний полдень, это место дышало уютом, и капитан Экснер шел не спеша.
Под аркой отдавались голоса компании, шумно справляющей что-то.
Они доносились из окошечка с надписью «Касса», затянутого ситцевой занавеской — по синему полю желтые подсолнухи.
Михал Экснер с интересом заглянул во внутренний двор замка. Он остановился у кассы и, облокотившись на массивную доску под окошечком, рассматривал каменного оленя, вазы на балюстраде и лафет старой пушки.
Он различал три голоса — два мужских и женский. Прежде чем он успел разобрать, о чем говорят, в проулке перед воротами послышался шум мощного мотора.
Капитан вбежал во двор и как раз вовремя отскочил с дороги: черная машина прогромыхала по деревянной мостовой под аркой, нагло перевалилась на известняковые плиты, кощунственно нарушив тишину, обогнула фонтан и остановилась в противоположном углу, перед дверью квартиры Болеслава Рамбоусека.
Михал Экснер нарочно стал за колонной, чтобы не попасть в поле зрения сидевших в машине.
Страж, охранявший дверь квартиры, отдал честь. Тощий мужчина с трубкой во рту, сидевший впереди, рядом с водителем, вылез из машины. Оглядев аркады, он достал спички и попытался раскурить трубку. Милиционер что-то говорил ему, он слушал, кивая. Потом указал трубкой куда-то выше головы Экснера. Милиционер пожал плечами. Мужчина, махнув трубкой, дал понять, что предмет, который заинтересовал его наверху и явно ему не нравился, надо убрать.
Милиционер козырнул и крикнул:
— Эй, наверху!
— Это вы нам? — раздалось в ответ,
— Да, вам. Что вы там делаете?
— Отдыхаем после обеда.
— Кто вы такие?
— Мы работаем здесь, в замке.
Мужчина с трубкой положил руку на плечо милиционера: дескать, все в порядке.