Современный детектив. Большая антология. Книга 1

— Она сказала, что устала. Что натерла ногу. Почему? Почему она сначала звонит, приглашает пообедать, а потом становится холодной и равнодушной? Вечер просто… Все как отрезало. Я этого не понимаю. Конечно, может быть, все дело в том, что я давно ни с кем не встречался. Но по-моему, это чушь.

Я решил, что пришло время устроить небольшой тест.

— А если она действительно устала? Если действительно натерла ногу?

Он хмуро посмотрел на меня:

— Нет. Вас же там не было. Если бы так… Но поначалу все шло отлично, великолепно, а потом вдруг… ничего не стало. Сказала, что ей надо домой, села в машину и уехала. Я не знаю, что и думать. Или лучше не думать?

Голос его зазвучал резко, с обидой, и я понял, что события прошедшего вечера рассматриваются Томом вне связи с естественным ходом вещей. Он заранее предопределил их развитие, а потом, когда ожидания не оправдались, решил свалить всю вину на Кельду. И еще одна мысль промелькнула в моем сознании. Если бы я не спросил Тома о состоянии его деда, затронул бы он эту тему произвольно? Ответа не было, и я упрекнул себя за то, что, поддавшись чувству сострадания, забыл о профессиональных обязанностях.

— И что вы чувствуете сейчас?

Ответ его на первый взгляд выглядел нелогичным.

— Завтра выхожу на работу. В клинику «Кайзер». Женщина в отделе кадров сказала, что знает мою историю и считает, что меня подставили. В общем, по ее словам, работа как раз для меня. Сказать по правде, мне крупно повезло встретить человека, который так благосклонно ко мне отнесся. Но таких меньшинство.

— Поздравляю.

— Спасибо. Плохо то, что их страховка не оплачивает мои сеансы у вас. У них собственные специалисты. Не знаю, согласится ли мой адвокат продолжать платить вам, если те же услуги можно получить бесплатно, по страховке. Так что я пока даже не знаю, что будет дальше.

Я мог бы растолковать ему, что очередь желающих пройти бесплатный курс психотерапии у «Кайзера» состоит не из одного десятка человек, а круг предлагаемых лечебных планов ограничен. Изложив свое мнение, я бы определенно почувствовал себя лучше. Но мое мнение так и осталось при мне.

— Вы не знаете, что будет дальше? Что вы имеете в виду?

— А какой смысл? — жалобно спросил он. — Какой смысл приходить к вам, если через неделю или две придется переходить к другому? Какая польза от таких сеансов?

«Ага! Не пора ли, доктор Грегори, вспомнить концепцию перенесения?»

— Том? — Я подождал, пока он услышит меня. — То, что вы описываете сейчас, близко к тем чувствам, которые вызвала ваша вчерашняя встреча с той женщиной, агентом ФБР, верно?

Я едва не сказал «с Кельдой», но вовремя прикусил язык. Ее имя в наших разговорах не звучало.

— Что вы имеете в виду?

Препарировав ответ, я обнаружил в нем равные доли «не понимаю» и «что за хрень вы несете?».

Принимая во внимание интерпретацию вроде той, которую я только что предложил Тому, реакция типа «О чем это вы?» вовсе не является чем-то необычным, особенно на ранних стадиях психотерапии. Главная цель психотерапевта состоит в том, чтобы усилить самосознание пациента до такой степени, чтобы он сам заметил сходство эмоциональных реакций на прошлые и текущие события. Непонятливость Тома ставила меня перед выбором: отступить или идти дальше. Я склонялся ко второму варианту. В худшем случае он счел бы мои сопоставления глупыми, надуманными и бессмысленными. В лучшем он увидел бы себя подверженным влиянию самых разнообразных эмоциональных и исторических сил, существования которых прежде не признавал.

Другими словами, стал бы человеком.

— Том, вы совсем недавно вышли из тюрьмы. И ко мне вы ходите совсем недолго. И тем не менее большую часть проведенного нами вместе времени вы концентрировали внимание на событиях с участием людей, которые так или иначе заняли в вашей жизни заметное место, а потом, похоже, отвернулись от вас.

Он состроил гримасу, в которой отражались не только смущение и недоумение, но и скептицизм, сдобренный изрядной дозой того, что я принял за аггравацию.[774]

— Не знаю… Я не знаю, о чем вы говорите.

Нерешительность, с которой это было сказано, дала мне основание предположить, что любопытство Тома все же задето и ему хотелось бы посмотреть, к чему я клоню.

— Ваша мать, — продолжал я, — когда у нее начиналась маниакальная стадия, она брала вас с собой. Вы путешествовали. Вы переживали приключения. Вы были вместе. Но потом мания сменялась депрессией, и она замыкалась в себе, оставляя вас одного, лишая вас всего.

Он смотрел на меня с тем же озадаченным выражением на лице.

— Вы следите за моей мыслью?

— Пока да.

Удивительно, что всего два слова могут передать столь широкую гамму чувств. Я услышал в них и предостережение.

Уловив осторожность — примерно так же я отреагировал бы на оскалившего клыки пса, — я пошел вперед.