Свет горел во всех комнатах. На первый взгляд, все осталось таким же, каким было во время моего визита. Мебель стояла на тех же местах, книги и бумаги остались нетронутыми; на кухне у раковины я увидел гору немытой посуды, оставшейся со вчерашнего дня. Однако на вешалке у двери не было меховой шубы Уильямса. А самое главное, нигде — ни в ванной, ни в спальне, ни на кухне — не оказалось самого Даррела Уильямса. Гостиную я оставил напоследок и почти ожидал увидеть там мертвого Даррела Уильямса в кресле — как два дня назад этажом ниже увидел Конрада Енсена. Но, к счастью, и трупа я не нашел. Зато увидел прислоненную к бутылке записку, в которой Уильямс попытался объясниться:
Я несколько раз перечел письмо. Вначале не поверил своим глазам, потом во мне вскипел гнев. Выйдя, я успокоил жену сторожа, сообщив, что больше никто не умер, а Даррелу Уильямсу просто пришлось срочно уехать. Потом я сел в машину и, превышая предельную скорость, помчался к американскому посольству.
За время поездки мой гнев на Даррела Уильямса не выветрился; я окинул фасад здания мрачным взглядом и сухо заявил дежурному, что я — инспектор уголовного розыска Кристиансен, расследую убийство Харальда Олесена и буду ждать до тех пор, пока советник посольства Джордж Адамс не соизволит меня принять. Я действовал наугад. За напускной храбростью скрывал бешено бьющееся сердце. Следующие минуты показались мне бесконечными. Кто-то спустился и сказал, что «мистер Адамс» в своем кабинете и будет рад принять меня немедленно.
Стол был таким же большим, рукопожатие — таким же крепким, лицо — таким же бесстрастным, а голос — таким же гнусавым, как и в мой прошлый визит.
— Какая радость снова видеть вас, инспектор! Поздравляю с успехом — я читал вчерашние газеты… Итак, чем мы можем вам помочь?
Я внимательно посмотрел на него, не заметив ни одной трещинки в его дипломатической броне.
— Для начала тем, что объясните, почему Даррел Уильямс внезапно исчез. Кроме того, меня интересует, куда и зачем он уехал.
Джордж Адамс потер руки.
— Наверное, «исчез» — не то слово. Я могу подтвердить, что Даррел Уильямс покинул страну, и нам, конечно, известно, где он находится. Никакой трагедии в произошедшем нет. После того как Маврикий стал независимым государством, США учредили там посольство, и мистера Уильямса попросили занять пост посла.
Я не был обескуражен: американцы действовали так дерзко, как я себе и представлял.
— В таком случае почему посольство не сочло нужным проинформировать об этом меня или полицию?
Джордж Адамс еще энергичнее потер руки и с еще более самодовольным видом ответил:
— Я понимаю, что мы должны были вас предупредить, примите мои извинения, но мы не видели оснований отвлекать от дел такую важную персону, как вы. Тем более у нас имелись все основания полагать, что дело об убийстве раскрыто наилучшим образом, и выяснилось, что мистер Уильямс не имел к произошедшему никакого отношения. Более того, вы вряд ли одобрили бы наши действия, если бы мы решили потревожить вас в полночь Страстного четверга.
Я быстро понял, что показывать гнев или раздражение бессмысленно, и решил сам поиграть в дипломата. На сей раз у меня в рукаве оказался припасен лучший козырь, чем раньше.
— Боюсь, произошло прискорбное недоразумение. Вчера вечером я сообщил Даррелу Уильямсу о новом неожиданном обороте, который приняло дело, в связи с чем всем жильцам дома двадцать пять по Кребс-Гате, которые присутствовали там в ночь убийства, было предписано до конца пасхальных каникул не покидать Осло.
Джордж Адамс выразительно пожал плечами и жизнерадостно улыбнулся:
— Мне очень жаль… Как вы и говорите, произошло прискорбное недоразумение. Позвольте добавить: существует простое объяснение тому факту, почему мистер Уильямс не рассказал вам вовремя о своем назначении. Его срочно вызвали на Маврикий по телефону в два часа ночи, и он улетел из Норвегии рейсом в шесть утра. Очевидно, возможность стать послом стала настолько неожиданной и привлекательной, что он тут же забыл обо всем остальном.
Я еще демонстративнее пожал плечами и улыбнулся еще жизнерадостнее: