— Вот и я ничего не подозревал, когда он уже спустился в поле и находился в нескольких шагах от меня. И вдруг все встало с головы на ноги: он достал из своей куртки безжизненного младенца, завернутого в шарф и шерстяной свитер.
Я посмотрел на снег и, возможно, подумал, что и мне, как моему собеседнику, надо было обо всем догадаться раньше. К счастью, Ханс Андерссон продолжал:
— Если и был в моей жизни трагический миг, о котором я никогда не забуду, то он наступил именно тогда. Оленья Нога похлопал младенца по щекам — безрезультатно. Девочка не шевелилась. И все же он не терял надежды. «Она еще теплая!» — сказал он довольно спокойно, передал мне девочку и велел окунуть ее в теплую воду. Я стоял, как парализованный; несколько секунд не мог сдвинуться с места. Оленья Нога громче повторил, чтобы я тут же окунул ребенка в теплую воду. Увидев, что я не реагирую, он потянулся к девочке. Тут я наконец ожил и побежал с ней наверх.
Хотя речь шла о вещах серьезных и даже трагических, Ханс Андерссон неожиданно расплылся в широкой улыбке.
— К счастью, жена тогда как раз купала нашего сына. Можете себе представить, что она подумала, когда я ворвался в ванную с младенцем на руках и бросил девочку в воду — прямо в одежде? Но она быстро сообразила, в чем дело, и начала делать ей искусственное дыхание рот в рот. Несколько минут никаких признаков жизни не было. Потом ее ручка дрогнула, и она закричала.
— Значит, малышка Сара спустилась с гор живой? — уточнил я.
Мой собеседник торжественно подтвердил:
— Малышка Сара спустилась с гор живой — но в самый последний миг. Еще пять минут, и было бы уже поздно, как сказал врач, который ее осматривал. Однако я склонен верить моей жене, которая считает: еще две минуты, и было бы поздно.
— А что же Оленья Нога? — спросил я.
Ханс Андерссон показал на снег у стены дома:
— Когда я вышел на улицу, он лежал на снегу у стены, совершенно измученный, и тяжело дышал. Увидев его, я понял, что ему пришлось пережить там, наверху. И все же он держался невозмутимо, сохранил ясную голову. Когда я спросил его, молился ли он Богу, он ответил, что больше не верит в Бога. А когда я потом сказал, что ребенок будет жить, он прошептал: значит, все было не напрасно. Он пролежал на снегу еще несколько минут, но потом выпил горячего кофе и постепенно пришел в себя. Я в шутку сказал, чтобы он больше не вздумал прыгать с утеса. Он едва заметно улыбнулся и ответил, что и не собирался так поступать. И напомнил мне мои же слова: сейчас это был вопрос жизни и смерти, и по пятам за ним в самом деле гнались все дьяволы. В начале пути он еще слышал плач ребенка и знал, что девочка жива; она шевелилась у него под курткой. Потом плач сменился тихими стонами, а потом она затихла. Ему показалось, что она холодеет. Испугавшись, он побежал как одержимый, чтобы как можно скорее доставить ее в безопасное место.
Ханс Андерссон нахмурился и покачал головой.
— И я, и моя жена, и позже врач говорили, что Оленья Нога совершил настоящий подвиг. Врач даже сравнил его поступок с марафоном биркебейнеров на выносливость. Я тогда не знал, кто такие биркебейнеры; мне пришлось справиться в учебнике истории, и я узнал, как сторонники короля Сверре несли маленького принца Хокона через горы зимой 1206 года. Но Оленья Нога, услышав это, только улыбнулся и заметил, что биркебейнеров было несколько, так что они могли по крайней мере нести ребенка по очереди. Я лишний раз убедился в том, что он из хорошей семьи и получил образование.
Его вывод показался мне вполне разумным. Мое любопытство относительно Оленьей Ноги лишь возросло, но вначале хотелось узнать о судьбе его спутника.
— А что же Харальд Олесен? Что с ним случилось? Судя по всему, он тоже добрался до вас целый и невредимый?
Ханс Андерссон кивнул:
— Подкрепившись и успокоившись, Оленья Нога рассказал, что Харальд Олесен жив и идет следом. Там, наверху, они попали в переделку. Из-за метели трое преследователей повернули назад, но еще трое продолжали погоню. Ночью беглецы укрылись от метели в горах; под утро немцы догнали их, завязалась перестрелка, в которой погибли три немецких солдата и двое беженцев. Харальд Олесен остался, чтобы похоронить трупы, а Оленья Нога взял девочку и побежал вперед. Он надеялся, что Харальд Олесен найдет дорогу по его следам. Так и случилось; Олесен спустился к нам через три или четыре часа. Он, конечно, шел гораздо медленнее и выбрал более безопасную лесную тропу. Он рассказал нам тоже самое, что и Оленья Нога. Как только на рассвете метель прекратилась, завязалась перестрелка, и, хотя ему удалось застрелить трех немецких солдат, спасти беженцев не удалось: их убили. Олесен убрал все пять трупов в пещеру и пошел по следу Оленьей Ноги. Я записал их показания и позвонил в Стокгольм. Насколько я понял, все происходило еще на норвежской территории, и мое начальство, узнав, что граждане Швеции не участвовали в перестрелке, тут же утратило интерес к делу.
После еще одной короткой паузы Ханс Андерссон продолжал: