Современный детектив ГДР

Крейцер поблагодарил и ушел. Уже в передней ему ударил в нос крепкий запах душистого перца. Постучав, он открыл дверь кухни. У плиты, где во множестве кастрюлек что-то кипело и булькало и клубились облака белого пара, стояла госпожа Гехт, маленькая кругленькая женщина лет сорока пяти. Бледно-голубые глаза на увядшем лице глядели испуганно и робко; вечный страх, который терзал ее по любому поводу и без всякого повода, прочертил множество скорбных морщинок вокруг ее губ, придав лицу недоверчивое и забитое выражение. Щеки ее пылали нездоровым румянцем, как это часто бывает у гипертоников. Тонкие светло-русые волосы, кое-где прочерченные серебряными прядями, были собраны в узел, а на убегающем безвольном подбородке, который она передала в наследство сыну, сидело овальное родимое пятно, и из него торчало несколько волосков. Когда Крейцер притворил за собой дверь и подошел поближе, она оторвала взгляд от своих кастрюлек и посмотрела на него с испугом и неприязнью.

— Муж в мастерской, — сказала она. — Как вы сюда попали? Я не слышала звонка.

Голос у нее был надтреснутый и звучал жалобно, даже когда она говорила о вполне обычных вещах.

— Мне надо поговорить с вами, госпожа Гехт, а не с вашим мужем.

— А кто вы такой? Что вам нужно?

— У меня к вам несколько вопросов.

— Вопросов? Тогда поговорите лучше с моим мужем. Я ведь ровным счетом ничего не знаю.

Она перешла к столу, покрытому пестрой клеенкой, и начала на большой доске рубить петрушку.

— С вашим мужем я уже говорил. Он меня и направил к вам. Моя фамилия Крейцер. Я хотел бы узнать, где находится в данную минуту ваш брат Вальдемар Кривиц.

Глаза у нее широко раскрылись, она поглядела на него испуганно, словно предчувствуя несчастье.

— Владо? Зачем он вам? Вы из полиции?

Крейцер кивнул. Она выронила нож и без сил опустилась на табурет. Потом собралась с духом и, не обращая внимания на слезы, которые вдруг хлынули из ее глаз, заговорила:

— Нет, не надо! Не надо его трогать! Он ничего плохого не сделал. Не то я знала бы об этом. Он исправился, это точно. Уж я его уговаривала, уж я его уговаривала, вот он и дал мне слово. Не спорю, в свое время он наделал глупостей, по ведь нельзя же человека попрекать всю жизнь, нет, нет, нельзя и нельзя. Герман, мой муж, он тоже, как вы, он терпеть его не может и был бы рад-радехонек вышвырнуть его из дому. Но ведь у Владо на всем свете нет больше никого, и никому до него не будет дела, когда меня не станет. Жену он себе тоже никак не подыщет. Ему всю жизнь не везло. Весь мир ополчился против него…

Она всхлипнула, поднялась с табурета и яростно принялась крошить петрушку, словно эта безобидная зелень и была причиной всех ее несчастий.

— Не надо так волноваться, госпожа Гехт, — успокоительно заговорил Крейцер. — Это вредно для вашего сердца.

Она с благодарностью поглядела на него и тыльной стороной ладони смахнула слезы.

— Вы первый человек, который подумал о моем здоровье, — сказала она, смущенно улыбнувшись. — Даже как-то непривычно. А вы не могли бы мне сказать, зачем вам понадобился Владо?

— Какие у него отношения с Бруно, вашим сыном? — уклонился от ответа Крейцер.

Она печально покачала головой.

— Плохие. Очень даже плохие. Это самая великая моя забота. Муж тыркает Бруно, словно какого-то несмышленыша. У бедняги из-за этого ум за разум заходит. Владо тоже с ним не ладит, насмехается и, когда думает, что меня поблизости нет, говорит ему: «Ах ты, мой придурочек!» или «Валяй, Бруно, осваивай мотоцикл. За мотоциклистами знаешь как девки бегают!» У Бруно со вчерашнего дня все лицо в синяках. Он, хоть убей, не хочет мне ничего сказать, но я думаю, они подрались с Владо, потому что тот вконец его задразнил.

— Ну и ну! — воскликнул Крейцер. — Как же он смеет так обходиться с Бруно? Придется нам с ним поговорить и сделать ему предупреждение.

— Правильно! — Фрау Гехт была обрадована. — Поговорите, пожалуйста. Полиции они оба послушаются, а меня они всерьез не принимают, говори я хоть с утра до вечера.

— А где же найти Владо?

— В Клейнмахнове, у доктора Штерненбурга. Он писатель, такой, знаете, образованный, такой ученый! Недаром же у него докторское звание. Только в технике, как говорит Владо, беспомощен, словно дитя. Он и башмаки-то свои толком зашнуровать не может. Владо говорит…

— Хорошо, госпожа Гехт, хорошо, я с удовольствием выслушаю вас в другой раз. Адрес вы знаете?

— Нет, к сожалению. Никак не могу запомнить название улицы: у них там уж такие мудреные названия. Но ведь доктора Николаи вы, наверно, знаете, а Штерненбург живет на той же улице в соседнем доме.

— Не у него ли господин Кривиц на прошлой неделе перекапывал сад?

— У него.

— Спасибо. Тогда я знаю, где это. А Бруно у себя?

— Хотите поговорить и с ним? Он должен быть в мастерской.

— Он убежал после стычки с отцом.

— Вечно одно и то же, — запричитала фрау Гехт. — Отец чересчур сурово с ним обращается. А Бруно, когда ему стыдно, забивается, как в нору, к себе в комнату. Сейчас я его кликну.

Она повернулась к двери, но Крейцер задержал ее.