Современный детектив ГДР

— Ладно, примем это за основу, тем более что в данный момент это не так уж и важно. Но тогда вы, следовательно, знаете и дачу его деда?

— Само собой. Такая халупа, зеленого цвета, очень заброшенная, а расположена как раз за гехтовским участком. Я не раз встречал там Муньо.

— Хорошо. Теперь подытожим: Першке спрятал краденое на даче, пишущая машинка «Эрика» и фотоаппарат «Пентина» были похищены уже оттуда. На краденой машинке надпечатывались конверты для Кранепуля и Ленкейта, а мы ее обнаружили у фрейлейн Альвердес, причем узнали, что машинку принесли вы. Далее мы узнали, что эта машинка при более чем загадочных обстоятельствах появилась у вас в доме до начала серии афер. Когда же мы брали образцы шрифта со всех имеющихся у вас в доме машинок, никто почему-то не вспомнил про «Эрику». — Крейцер перевел духи продолжал — Это еще не все. У вас есть темно-синяя «ява», серый кожаный комбинезон и красный шлем. В тот момент, когда некий молодой человек в таком облачении появился у господина Кранепуля, чтобы подыграть своему напарнику, вы, согласно показаниям фрау Оверман и фрейлейн Альвердес, находились неподалеку от места происшествия. Другими словами, факты подобрались так, что даже слепой увидит, в чем дело. Какие же выводы можно сделать из вышеизложенного?

Прежде чем Дитер успел ответить, поспешил вмешаться доктор Николаи.

— Мне все это представляется в высшей степени загадочным, но звучит так, будто вы всерьез подозреваете Дитера. Не могу не признать, улики столь многочисленны, что из них вполне складывается доказательство вины Дитера. Таковы ли ваши намерения, господин лейтенант? Крейцер рассмеялся.

— Нет и нет, господин доктор. Ни в наши задачи, ни в наши намерения не входит подгонка улик. Напротив, мы хотим найти истинного виновника и одновременно всеми силами помочь невиновным, навлекшим на себя подозрения, освободиться от них.

— Звучит весьма успокоительно. Должен ли я из ваших слов заключить, что вам уже известно, кто преступник?

— Хотим так думать. Наш разговор, как и обычно, обогатил нас ценными сведениями, которые, будем надеяться, и послужат окончательными доказательствами. Больше я пока сказать не могу. Говорить о результатах еще не завершенного следствия не положено. Но вы услышите о нас в самом ближайшем времени.

Крейцер и Арнольд поднялись. Николаи проводил их до дверей. Когда церемония прощания уже была завершена, Николаи осторожно удержал Крейцера за рукав и тихо сказал:

— Поначалу я ужасно злился на вас. Вы, наверно, это заметили. Но теперь я даже рад, что все сложилось именно так. Вечно разрываться между женой и Бригиттой — состояние невыносимое. А принудить себя к разрыву не хватает сил, человек слаб, нужен толчок извне, иначе не выйдет. Кстати, жена все время знала про Бригитту, это я, осел, воображал, будто от нее можно что-нибудь скрыть. Просто она молчала, не считая себя вправе упрекать меня. — Николаи вздохнул и перевел грустный взгляд на кончик своей сигары. — Бригитта, судя по всему, отлично приспособилась к новым обстоятельствам, — продолжал он. — Как я слышал, она намерена выйти замуж за некоего доктора Вейнтраута, сослуживца по институту. Пожалуй, так оно будет лучше для нас для всех.

Крейцер кивнул ему с задумчивой улыбкой, повернулся и пошел к машине.

29

Стены в мастерской были выбелены, яркий свет падал через большое окно, на верстаках и в крытых зеленым лаком жестяных шкафах с инструментом царил образцовый порядок. Кругом стояли машины с открытыми радиаторами, воздух содрогался от ударов молотка, от шипения горелки, от шума полировальной машины.

Герман Гехт был владельцем мастерской, но для него это отнюдь не означало стоять с сигаретой в зубах и давать слесарям мудрые указания. Он сам работал как лошадь, приходил в мастерскую первым, уходил последним. В своем деле он не знал себе равных: за какую бы работу он ни брался, все у него спорилось. Но беспощадно требовательный к себе, он был так же беспощаден и к своим работникам. Он не выносил пустой болтовни, и не один клиент из тех, кто слонялся по мастерской, проявляя максимум заботы о своей прекрасной машине и минимум знаний, получал от него отпор. «Забирайте свою телегу, если вы лучше нас понимаете, — говаривал Гехт в таких случаях, — не крадите у нас время. Не каждый ведь сидит на таком месте, где можно часами ничего не делать». И несчастные, которые и говорили-то с самыми лучшими намерениями, пристыженно отступали, ощущая на затылке ехидные взгляды слесарей, хотя им самим не меньше доставалось от неумолимого шефа. Любить они хозяина не любили, но уважать уважали. Платил он хорошо, чаевые лились рекой, поэтому от него никто и не уходил.