Современный югославский детектив

Выйдя из больницы, Гашпарац остановился на крыльце, поднял голову и второй раз за сутки увидел, что небо прояснилось. Он набрал полные легкие воздуха и резко выдохнул, будто стараясь освободиться от едкого запаха медикаментов и дезинфекции, пропитавшего больничные коридоры. Небо было усыпано звездами, раскинувшийся внизу город мерцал миллионами огоньков, и оттуда к вершине холма, где находилась больница, устремлялись уличный шум и смог, которые поглощались влажной зеленью окружавших ее деревьев. Держа зажженную спичку между ладонями, Гашпарац заметил, что пальцы его дрожат, закурил и несколько раз глубоко вздохнул. Потом стал прогуливаться взад–вперед, поглядывая на больничные окна, за которыми мелькали неясные фигуры готовящихся ко сну больных и сновали сестры в белых халатах. Воздух, напоенный влажной вечерней свежестью, придал сигарете необычный вкус.

Все время, вплоть до этого мгновения, Гашпарац полагал, что занят нужным делом: он что–то предпринимал, хотел в чем–то участвовать, быть полезным, и это ощущение ему помогало, поддерживало его духовные силы. Сейчас, оставшись один, он представил себе, что произошло на Гредицах, заново увидел страшную сцену в маленькой кухне. И неизбежно должен был подвергнуть анализу собственную роль во всей этой истории: у него родилось сомнение, и он уже убеждал себя в том, что именно его мелочный эгоизм, выразившийся в настоятельном желании выяснить свое отношение к случившейся трагедии, узнать, почему убитая девушка хранила номер его телефона, позволил ему так бесцеремонно вмешиваться в жизнь и копаться в судьбах людей, а это безусловно повлияло на ход событий, придав им, может быть, совсем иное направление, повлекло новые несчастья. И убедительное свидетельство тому — происшедшее с Валентом. Чтобы отделаться от подобных мыслей, прекрасно, однако, сознавая, что ни о чем другом думать он не сможет, Гашпарац попытался воссоздать происшествия сегодняшнего вечера, восстанавливая их в памяти как можно более объективно, стараясь не упустить ни единой детали. Желая прийти к какому–либо выводу, он все время задавал себе вопрос: что же этот вечер помог прояснить.

Он вспомнил, как они со Штрекаром стояли над телом Валента и как ему тогда, вероятно вследствие неопытности, показалось, что стояли они непростительно долго; визит же к фотографу и дорога на Гредицы представлялись чем–то далеким. Тогда, в кухоньке, было слышно лишь их тяжелое дыхание. Ответ Штрекара на вопрос адвоката состоял из краткой констатации и одновременно приказа:

— Еще не мертвый, но не очень–то и живой. Не прикасайся ни к чему.

— Хорошо, — ответил Гашпарац, не находя других слов и понимая, что самое главное сейчас — проявить полное послушание. Он стоял опустив руки, с ощущением собственной беспомощности.

Штрекар, сидя на корточках, рассматривал Валента. Затем встал. Прерывисто вздохнул, приподнял тело и перевернул на бок. Гашпарац вспомнил, что это называется «придать телу крайне правое положение» при оказании первой помощи пострадавшему — это он учил на водительских курсах.

И тут Штрекар заторопился. Его движения стали быстрыми и решительными, слова короткими и четкими. Инспектор казался воплощением уверенности и рациональной деловитости.

— Дай ключи от машины, — потребовал он. Когда Гашпарац протянул ему ключи, он сунул в руки адвокату свой револьвер. — Ты останешься здесь, — приказал. — Я до первого телефона. Тотчас вернусь. Слушай внимательно: если что–нибудь заметишь, стань сюда, за буфет, и жди. Ты умеешь управляться с револьвером?

Гашпарац кивнул. Раньше чем он собрался с мыслями, Штрекар исчез. Послышалось хлюпанье по лужам, скрип калитки и поспешные шаги по шоссе. Адвокат остался один.

Он наклонился к Валенту и старался уловить его дыхание. Он не был уверен, слышит ли дыхание: тишина шумела в ушах и он не отличал звуки, доносящиеся извне, от пульсации собственной крови. В таком состоянии он мог бы расслышать только резкий и сильный шум. Он старался представить, как будет себя вести, если понадобится защищаться, если сумеет обнаружить чье–то приближение. Штрекар не исключал такой возможности. Гашпарац хотел сесть, потом передумал. Вытащил сигарету, но закуривать не стал из опасения, что Валент ранен в легкие и чтобы не выдать себя возможному посетителю. Сделал несколько шагов по кухне и тут же решил, что ходить не следует. Им овладел страх, он не мог взглянуть на раненого и почти готов был сбежать. Вдруг он устыдился своего малодушия и оттого почувствовал себя еще хуже. Он оказался один на один с самим собой при весьма необычных обстоятельствах.

Он не знал, как давно ушел Штрекар, хотя ежеминутно взглядывал на часы. Послышался звук приближающегося автомобиля. Он взглянул в окно и увидел свою машину. Возвратился Штрекар.

— Сейчас приедут, — сказал инспектор. — Ничего?

— Ничего.