— На какой вопрос? То, что натрепал Звонко? Неужели вы всерьез ему поверили? Сопляк… И сейчас поди, хнычет со старухой.
Парень явно переборщил, сам это заметил и хотел было как-то исправить. Но было поздно. Штрекар грохнул кулаком по столу, так что картежники имели все основания открыто обернуться в их сторону.
— А ну брось! Нечего выпендриваться! Не с дружками болтаешь на Трешневке! Изволь отвечать на вопросы!
Гржанич упрямо молчал. Немного погодя Гашпарац опять обратился к нему.
— Отчего вы все-таки разошлись?
— А я почем знаю, чушь какая-то, я думал снова поехать в Германию, она не пускала, хотела, чтобы я остался, может, чтоб мы поженились… Глупости.
— И это все? — спросил Штрекар.
— Все, — стоял на своем Гржанич. Очевидно, Штрекар вызывал у него чувство протеста, а в Гашпараце он старался найти союзника.
Снова помолчали; Валент неторопливо прямо из бутылки потягивал пиво, и кадык на его шее двигался вверх-вниз. Он не отрывал взгляда от макушки новостройки. Вопрос задал Штрекар:
— Послушай, а она никогда не упоминала какого-нибудь адвоката?
— Адвоката? Нет, никогда.
— Это точно? А ты не знаешь, для чего ей мог понадобиться адвокат?
— Нет, ничего такого у нее не было. Наверняка.
— Тебе не приходилось слышать от нее имя Филиппа Гашпараца?
— Нет. А кто это?
— Один адвокат. У нее в сумочке нашли его телефон.
Валент только пожал плечами и снова занялся бутылкой. Сейчас он разглядывал нависшую над стройкой горизонтальную стрелу желтого крана. Посетители за соседними столиками удовлетворенно хмыкали, их восхищала непринужденность, с какой юноша обращался с милицией. Такое всегда приятно видеть.
— Если что вспомнишь… — сказал Штрекар.
— Не думаю, — ответил Валент, не отрываясь от горлышка.
— Из Загреба пока ни шагу, — прибавил Штрекар.
По-прежнему не выпуская бутылки, Валент кивнул на стол и постучал по нему костяшками пальцев. Штрекар и Гашпарац поднялись. Юноша на них не взглянул.
В дверях Штрекар замешкался.
— Я мигом, — сказал он. — Иди, я догоню.
Он зашел в туалет, а Гашпарац торопливо вернулся к столику Валента. Не спрашивая разрешения, присел и нагнулся к самому лицу молодого человека.
— О чем вы мне хотели сообщить вчера вечером?
— Я вам? Вчера вечером?
— Меня зовут Филипп Гашпарац.
— Очень приятно, Гржанич.
— Вы вчера звонили ко мне домой и сказали, что хотите сообщить что-то в связи с Ружицей. В чем дело?
Словно размышляя, молодой человек мутными, полупьяными глазами в упор смотрел на Гашпараца. Потом, запустив пятерню в волосы, медленно проговорил:
— Вы ошиблись. Это был не я. Я не звонил.
На шее Валента Гашпарац заметил тонкую золотую цепочку с подвеской — маленькой золотой розой.
V
Отправляясь в «Металлимпэкс», Гашпарац и Штрекар не могли решить, с кем им следует там разговаривать. Сотрудники Штрекара накануне побеседовали с каждым, кто мог сообщить хоть что-то. С особым пристрастием интересовались, не была ли Ружа Трешчец посвящена в какую-нибудь производственную тайну, и старались выяснить, с кем из сослуживцев она находилась в неприятельских или, наоборот, в дружеских отношениях, что могло бы пролить хоть какой-нибудь свет на происшедшее. Ничего определенного они не узнали. Штрекар думал проверить все сам, он хотел увидеть обстановку и людей, окружавших девушку. Его выбор пал на трех человек, он решил опросить одну из машинисток, старшего бухгалтера, которому Ружица часто печатала, и заведующую машбюро.
Названных сотрудников для беседы пригласили в зал заседаний. Штрекар, подперев руками голову и не выпуская изо рта сигарету, сидел за длинным полированным столом. Со стороны казалось, будто инспектор спит, впрочем, может, он и в самом деле спал. Гашпарац, заложив руки за спину, стоял у окна, выходившего на типичный для Илицы двор: серый, мощеный, с мастерскими, — и размышлял о событиях минувшего утра…
Когда он спустился в сад после завтрака, за время которого они с женой не обменялись ни словом (девочка училась в первую смену), Лерка, облокотившись на подоконник, в халате и с бигудями в волосах, крикнула:
— Когда придешь?
— Не знаю.
— Обедаешь дома?
— Вряд ли успею.
— Сегодня день рождения мамы. Мог бы и сам вспомнить, — бросила и тут же отошла от окна.
Гашпарац возвел очи горе и едва сдержался, чтобы в ярости не пнуть цветы на клумбе. В окне бельэтажа он заметил тещу, которая даже не потрудилась скрыться, услышав его разговор с женой.
— Доброе утро, мама, — сказал он и опять посмотрел на небо…
Сейчас он тоже смотрел на небо. День был ясный, солнечный, над серыми крышами струилась весенняя свежесть, доносился гомон птиц из густых крон деревьев на Штроссмайеровом бульваре.