Современный югославский детектив

— Да сразу после войны, вплоть до пятьдесят пятого. У моих родителей там был дом. И, выйдя замуж, я с покойным мужем некоторое время жила там. Вместе с родителями. И потом я не порывала связи с Гредицами. В те времена это было село. Домов было куда меньше. И все друг друга знали. Я знаю и мать Ружицы… Знаю, как тяжко им жилось после смерти отца… Это ведь я устроила Ружицу сюда на работу. Когда умер ее отец, она ушла из школы, поступила на курсы машинописи.

Гашпарац слушал затаив дыхание. История раздвигала границы, картина приобретала более глубокие, живые очертания и все, о чем говорила госпожа Надьж, можно было отчетливо вообразить. Штрекар слушал тоже очень внимательно, хотя было видно, что его распирают все новые и новые вопросы.

— Вы не заметили в ней каких-либо перемен в последнее время? — спросил он.

— Да как вам сказать? Мне кажется, она была несколько нервозна… Мы ежедневно, правда понемногу, разговаривали… Она волновалась — во всяком случае, я так думаю. Может быть, из-за этого паренька, Валента?

— Вы и его знаете?

— А как же! Мне кажется, они иногда ссорились… Должна вам сказать, со мной она не откровенничала на эти темы, хотя, я полагаю, доверяла мне.

— Она ничего определенного не говорила вам о причине своего волнения? Вы ее не расспрашивали?

— Я спрашивала, но она уклонялась от ответа. Сказала как-то, весьма неопределенно, что кое-какие затруднения дома, только тотчас же добавила, что это не касается ни матери, ни сестры… Значит, что-то происходило между ними.

— А вы не предполагаете, что именно?

— Нет.

— Она при вас никогда не упоминала имя адвоката?

— Адвоката?

— Да.

Госпожа Надьж задумалась. На бледном лице вроде бы даже появился слабый румянец, вероятно вызванный беседой. Наконец, после краткого размышления, она сказала:

— Нет, не упоминала.

— Вы слышали такое имя — Филипп Гашпарац?

— Нет. Никогда.

Гашпарацу было неприятно, что его имя используют в качестве основной улики. Но что оставалось делать? Именно из-за этого он и присутствовал здесь.

— Вы допускаете, — неожиданно обратился к госпоже Надьж Штрекар, — что ее мог убить Валент Гржанич?

Женщина была не в силах скрыть возбуждение: на ее щеках уже отчетливо выступили два красных пятна.

— Как можно подумать такое?! Такое и о себе самой не знаешь, а тем более о другом… И все-таки мне кажется, он не из таких. Я думаю, в решительный момент он скорее расплачется. — При этих словах Гашпарац вздрогнул. Мнение женщины показалось ему изумительно точным и в то же время неожиданным. Было похоже, что и Штрекар воспринял слова подобным образом, потому что больше не задавал вопросов и только сказал:

— Спасибо вам. Если что-либо припомните…

С этим они и уехали; расстались на площади Свачича. В конторе Гашпарац сначала заглянул в общую комнату, чтобы поздороваться со стажерами и секретаршей. Потом прошел в кабинет. По привычке он посмотрел на портрет тестя и тут вспомнил о дне рождения тещи. На столе он заметил пакет. Взял его и поглядел на просвет.

В конверте лежал тонкий эластичный четырехугольник. Фотография.

VI

Прежде чем вскрыть конверт, Гашпарац подошел к окну и распахнул обе створки: было солнечно, над смрадом выхлопных газов, где-то в ветвях, щебетали птицы, в толпе прохожих глаз выхватывал то светлый костюм, то легкую рубашку — люди, как всегда, торопили новый сезон. Мальчик-фонтан озорно направлял свою струйку в бассейн у себя под ногами. Гашпарац вздохнул полной грудью, хотя знал, что это бессмысленно: воздуха совсем не было.

Вернувшись к столу, он сел, закурил и принялся рассматривать конверт. На нем крупным, явно женским почерком было написано: Господину Филиппу Гашпарацу, адвокату, и адрес. Слово Загреб было подчеркнуто двумя жирными чертами — так пишет человек, которому приходится часто отправлять корреспонденцию. Об этом же свидетельствовал и почерк. Обратный адрес отсутствовал.

Гашпарац надорвал конверт. Только фотография. Прежде чем обратиться к ней, Гашпарац тщательно исследовал конверт; засунул внутрь палец, ощупал, но ничего не обнаружил.

Тогда он принялся за фотографию. Она была стандартного размера, очевидно девять на двенадцать, черно-белая, выполненная профессионально, вероятно со вспышкой, должно быть, в пасмурную погоду. Все это Гашпарац отметил почти механически, припоминая сведения, полученные им лет пятнадцать назад в фотоклубе студенческого городка. Фотография была сделана в общественном месте. Спустя несколько мгновений Гашпарац сообразил, где именно: в зале ожиданий загребского аэропорта.

На фотографии была изображена Ружица Трешчец.

Филипп Гашпарац устроился поближе к свету и начал разглядывать фотографию. Ружица стояла одна, возле самой стены, в правой руке сумочка, из которой торчало что-то вроде газеты, левая рука в кармане. Она смотрела прямо в объектив, и Филипп впервые увидел ее взгляд.