Из двери где–то в глубине конторы вышел молодой человек неопределенного возраста, каких чаще всего и встречаешь в подобных местах. Они начинают референтами и кончают референтами. Их среднеарифметический возраст колеблется возле сорока: им либо двадцать с небольшим, либо около шестидесяти. Мужчина держался очень прямо и был одет в серый костюм, плохо сидевший на том, что было под ним, в белую рубашку и галстук, который я ни за что не надел бы даже в ранней юности. Он подошел к молодой секретарше, положил перед ней лист бумаги, что–то сказал, рассеянно посмотрел на меня и исчез за своей дверью. Я стоял и прислушивался к звуку его шагов. У них обычно бывают очень тяжелые шаги. Но не у этого. Этот был на сто процентов беззвучен. Может быть, его вообще и не существовало, может, он мне привиделся.
– Я узнаю у господина Смита–младшего, не найдется ли у него несколько свободных минут, – произнесла пожилая.
– Мое дело займет больше, чем «несколько» минут, а Смит–младший, к сожалению, мне не подходит. Скажите Паулюсу Смиту, что разговор пойдет о деле об убийстве, которое ему было передано вчера или позавчера.
Она оценивающе посмотрела на меня, прикидывая, насколько серьезно следует отнестись к тому, что я
говорю.
– Хорошо, я узнаю, – сказала она, вздернув подбородок, и исчезла за тяжелой дубовой дверью.
Молодая смущенно склонилась над машинкой, словно опасаясь, что я с ней заговорю.
Секунд через тридцать пожилая вернулась и объявила:
– Адвокат Верховного суда может уделить вам пять минут.
– Скажем лучше, десять, – ответил я и вошел.
Паулюсу Смиту было под шестьдесят. Плотный, невысокий, коренастый человек с широкой грудью и короткими крепкими ногами: чувствовалось, что он привык быстро и долго ходить, не уставая. Седые, почти белые, волосы зачесаны назад. Свежее, слегка загорелое лицо говорило о том, что он много времени проводит на свежем воздухе – он выглядел как после двухнедельного отпуска, проведенного в горах на Хардангере.
В течение нескольких десятков лет он был одним из ведущих адвокатов в городе. Если в природе существовал какой–то параграф или примечание и толкование закона, о которых никто не помнил, но которые могли облегчить участь клиента, Смит вытаскивал их на свет божий, как искусный фокусник вытаскивает живого кролика из складного цилиндра. Любой, даже самый крошечный, параграф был занесен им в свою мозговую картотеку, которую он помнил наизусть и которая превосходила любую компьютерную систему и всегда безошибочно срабатывала на все сто процентов.
Он вышел из–за своего стола и направился ко мне, схватил за руку и впился в меня глазами. На фоне морщинистого загорелого лица выделялись молодые голубые глаза.
– Веум, – начал я, – Варьг Веум. Я…
Он перебил меня своим сильным глубоким голосом, привыкшим перебивать и заставлять других слушать себя.
– Да, я слышал о вас. День добрый. Венке Андресен кое–что рассказала мне, но я слышал о вас и раньше. Садитесь, пожалуйста. Мне хочется знать, что вы скажете, ведь в определенном смысле это очень интересное дело.
Он сел за стол и показал мне на черный, обитый кожей стул. Его стул был, наверное, очень высоким, так как сидя он показался мне гораздо выше ростом. Он сомкнул пальцы и опустил руки на темно–коричневый стол. Его крепкие руки были покрыты светлыми волосками, на них проступали иссиня–черные вены. Руки были загорелые, как и лицо. Но Смит сложил их мягким движением, присущим лишь бледным ухоженным пальцам женщины–дирижера.
– Нам лучше сразу приступить к делу, – сказал Смит. – Вы верите, что Венке Андресен убила своего мужа?
– Нет, – ответил я.
Смит задумчиво и с интересом смотрел на меня.
– Я не верю, – повторил я.
– Почему?
Я было раскрыл рот, но он перебил меня, не дав произнести ни слова.
– Я спрашиваю об этом, но мне в высшей степени безразлично, виновен клиент или нет. Вести дело человека виновного гораздо интереснее, поскольку это требует собранности. Защищать невинного, в сущности, пустяки. Для меня, во всяком случае.
Последнюю фразу он произнес без хвастовства. Она звучала как констатация факта и была истинной правдой. Я почувствовал, что мне стало легче дышать, почувствовал, что если Венке Андресен действительно невиновна и легендарный Паулюс Смит вдвоем с не совсем легендарным Варьгом Веумом возьмутся доказать ее невиновность, то все будет хорошо и никакой Якоб Э. Хамре в мире нам не страшен.