Современный польский, чешский и словацкий детектив

— Зубная врачиха, — уточнила жена. — Эдита Бачова. Ей покойница свекровь тут дом отказала.

— Замужняя?

— Ее муж летал на истребителе. В пятьдесят седьмом разбился, во время учений, говорили. Его мать через год умерла с горя, а у нас здесь не было зубного, вот Бачова и стала работать здесь.

— Она сейчас в амбулатории?

— Наверное, уже на реке. До обеда примет больных, а потом идет купаться. Жарища-то какая стоит… Чего же ей не освежиться.

— Где находится амбулатория?

— А тут, за углом, шагов сто.

Они направились туда. По дороге Шимчик рассказал, что ему удалось узнать от дорожного рабочего.

— Зря время теряем, — заметил Лазинский. Шимчик согласился.

— Но пока не будут известны результаты вскрытия и химический анализ содержимого ампулы… Кроме того, инженер здесь был. За соседней деревней — объезд. Если он хотел ехать куда-то еще — а это вполне очевидно, — то зачем оказался здесь? Может быть, он говорил Бачовой, куда направляется? Надо выяснить! — поставил он точку. — Почему он взял с собой все свои документы?… — Капитан помахал голубым портфелем, на что Лазинский ответил:

— Я уже выяснял у Саги. Он ничего не знает.

— О чем вы его спрашивали?

— Не собирался ли Голиан в командировку.

— Скорей всего, нет. В командировку не берут с собой диплома об окончании института.

Лазинский остановился и достал коробочку.

— Утром я вам о ней упоминал. Голиан теребил ее в руках, а потом сунул в карман. Там мы ее и нашли. Но тогда коробка была пуста, а сейчас — взгляните, товарищ капитан, — земля.

Шимчик и Лазинский остановились перед амбулаторией. Где-то далеко визжала пила и лаяла собака. Ей отвечала другая, потом третья, десятая, казалось, что лают все псы деревни.

— Надо послать на анализ, — медленно сказал Шимчик.

— Будет исполнено. Но, думаю, что анализ ничего не установит. Простая земля, садовая. Может, из цветочного горшка, может, с грядки, кто знает.

— Прах, — покачал головой Шимчик и закрыл коробочку, но, заметив, что Лазинский не понял, принялся объяснять: — Читать надо больше, романы, исторические книги. Рекомендую также Библию. Когда-то на уроке закона божьего святой отец чуть на разбил мне голову канционалом [12] — уж очень я пялился на ножки некой Гедвиги… Э, да что это мы остановились — пошли!

Бачовой не было в кабинете, они застали лишь медсестру, она болтала по телефону с каким-то Пальком и пыталась запудрить веснушки. Да, инженер Голиан сюда сегодня заходил, еще одиннадцати не было. Просил доктора Бачову, чтобы вышла с ним, но доктор не могла, как раз сверлила зуб, она дала ему ключ, сказала, чтоб ждал ее дома. Через некоторое время доктор Бачова ушла к нему.

— А когда вернулась?

— Часов в двенадцать, за купальником, утром она обычно вешает его вон там, в углу. А потом отправилась на реку.

— Сколько приблизительно времени она провела с Голианом.

— Не могу сказать, но наверняка немного.

У медсестры, которая не вышла росточком, кроме веснушек, на личике была еще какая-то особенная улыбка. Посетителей она не испугалась, их документы особого впечатления на нее не произвели. Но когда Шимчик и Лазинский собирались уже уйти, она вдруг стала серьезной;

— Вы, товарищи, знаете инженера Голиана?

— Конечно, очень хорошо знаем, а почему вы спрашиваете?

— Он сегодня был какой-то чудной. Какой-то не в себе… Испуганный вроде. Докторша сначала не хотела с ним идти, но он стал просить, просто умолять и… Я потому вам рассказываю, что тоже его немножко знаю, он никогда пани Бачову не просил, по крайней мере здесь… А сегодня он так смотрел, будто… будто… что-то стряслось.

— Что значит «стряслось», говорите яснее. Лазинскому послышались в вопросе Шимчика раздраженные интонации.

— Ну, как бы это вам объяснить, ну… в глаза никому не смотрит, ни мне, ни ей, то подойдет к окошку, то на те вон шприцы поглядит, взгляд бегает… а сам белый, как стена.

— Может, выпил лишнего?

— Выпил? — Девушка с минуту размышляла. — Нет, по-моему, нет.

— На что-нибудь жаловался, ну, скажем, на головную боль? Говорил, что нездоров?

— Нет, он просто… Скорее был очень расстроен, еще больше, чем доктор Бачова, она тоже с утра была сама не своя, какая-то странная. Пришла раньше меня, в четверть восьмого уже сидела здесь, хотя мы открываем в восемь… Потом одной девчонке-школьнице два раза один и тот же зуб пломбировала… Вернее, пришлось два раза пломбу готовить, потому что у докторши руки тряслись. Но инженеру улыбалась, когда ключи отдавала.

— А до этого?

— Не заметила, я на него смотрела.

— Он что, так изменился?

Она кивнула по-девичьи беззаботно.

— Вы, когда он ушел, с доктором Бачовой о нем не говорили?

— Нет.

— И после двенадцати тоже?

— Когда она на реку собиралась? Не хотелось выспрашивать, я только заметила, что руки у нее уже не дрожат.

— Вы сказали, что она сегодня пришла на работу раньше вас. Это явление необычное?

— Конечно. Я всегда прихожу первая.

— Где она живет?

— Доктор Бачова? Она сейчас на реке.

— Все равно, дайте нам ее адрес, мы около дома подождем, пока она вернется, — настаивал Лазинский.