Еще три дня Рушинский бился над своими заметками. Потом разорвал их, скомкал и бросил в сердцах в корзину, решив больше не возвращаться к этому вопросу. В конце концов, адвокаты не обязаны дублировать работу милиции. Пусть милиция сама во всем разбирается.
Однако куда легче сказать «больше этим не занимаюсь», чем поступить таким образом. Тем более тому, кто по своей инициативе взялся защищать человека, которому грозит смертный приговор за убийство, но в вину которого он абсолютно не верит. Хочешь не хочешь, а Рушинский постоянно возвращался мыслями к волновавшей его головоломке.
Однажды вечером, когда Рушинский сидел дома с книжкой в руках, перед ним, как на экране, возникла картина давно минувших дней.
Большой кинозал Музея промышленности и техники на Краковском Предместье. Зал полон. Тут не менее семисот студентов-первокурсников. На кафедре сморщенный, худой старичок. Прославленный ученый, один из лучших знатоков римского права. Профессор Кошембар-Лысковский. Тогда, в тридцатых годах, ему было около восьмидесяти. Однако голос его звучит чисто, звонко, молодо. Профессор на память цитирует латинские формулы и тут же на прекрасном польском языке излагает своим молодым слушателям их содержание. В зале находился и он, Мечислав Рушинский, студент первого курса юридического факультета Варшавского университета. Тема лекции — сентенция из «Duodecim Tabularum»[3]
. Она звучит так: «Is fecit cui prodest» — «Тот сделал, кому это выгодно».Картина давно минувших дней исчезла так же внезапно, как и возникла. Но и этого было достаточно. Последний кубик нашел свое место. Головоломка была решена. Совокупность дала портрет убийцы.
Не превышать восьмидесяти километров…
Майор Лешек Калинович, несмотря на уйму текущей работы, часто возвращался к странной истории с завещанием Влодзимежа Ярецкого, к убийству Романа Брегулы и обстоятельствам этого преступления. Убийца Брегулы был обнаружен легко. Даже слишком легко.
Расследование по этому делу было в принципе закончено, и милиция уже могла передать материалы следствия прокурору. Тем не менее это не было сделано. Капитан Мильчарек, посоветовавшись с майором Калиновичем и пересказав ему все возражения Рушинского, решил на некоторое время воздержаться от официального закрытия следствия. Улик было достаточно, однако замечания адвоката показали, что в следственной работе милиции имелись серьезные упущения.
Поскольку «интересы» Адама Чихоша от продления следствия по делу об убийстве Брегулы не страдали, ибо преступнику уже было обеспечено верных несколько лет тюрьмы за нападение на продавщицу в магазине, решено было повременить с передачей дела в прокуратуру.
Майор Калинович, раздумывая над всем этим делом, хотя и не делал записей, как Мечислав Рушинский, стал сомневаться в правильности некоторых выводов следствия.
Он тоже ждал. Но это было не бездеятельное ожидание. Он продолжал расследование. Материалов становилось больше. Майор был уверен, что в этом деле должен произойти какой-то поворот. «Идеальных преступлений» не существует. Есть только преступления, не раскрытые по тем или иным причинам. В борьбе между преступником или даже хорошо организованной бандой, с одной стороны, и аппаратом правосудия — с другой, все преимущества на стороне государственных сил. Рано или поздно преступнику не уйти от правосудия.
Хотя майору Калиновичу не удалось разрешить загадку и, видимо, до этого было еще далеко, он верил, что время работает на него.
Майор часто ловил себя на том, что думает не только о деле, но и о красивой зеленоглазой брюнетке. Бывало, ему хотелось позвонить Барбаре Ярецкой, и он уже протягивал руку к телефону, но здравый смысл брал верх, и рука опускалась… Он и эта красивая и богатая женщина… Нет, у этого знакомства не может быть будущего. Майор считал, что и одного горького опыта ему вполне достаточно.
В то утро, когда зеленый «рено» доставил его к управлению милиции, хозяйка этой шикарной машины, казалось, вполне искренне благодарила его за заботу и, захлопывая дверцу, сказала: «До скорого свидания. Созвонимся». Однако не позвонила. Не звонил и он.
Иногда Калинович был готов прервать затянувшееся молчание. Для этого у него имелся и служебный повод. Он хотел задать Мечиславу Рушинскому несколько вопросов. Ответы были бы неожиданны для адвоката, и даже неприятны. Очная ставка адвоката и Барбары Ярецкой, безусловно, рассеяла бы некоторые заблуждения, однако преступника при этом они не раскрыли бы, скорое, только бы насторожили его. Вот почему, поразмыслив, майор Калинович решил воздержаться от этого.
Однако вскоре в кабинете майора раздался телефонный звонок, он услышал знакомый мелодичный голос Барбары Ярецкой:
— Добрый день, майор. Вы совсем меня забыли! Правда?
— Что вы, как можно! — запротестовал майор. — Я только что думал о вас.
— Хорошо или плохо? Тем не менее не позвонили, как мы условились.
— Работа, пани Барбара, работа. Кроме того, боялся быть назойливым.
— Интересно! Первый раз встречаю такого робкого сотрудника милиции.