Современный польский детектив

— Трудное дело! — этими словами встретил Рушинского следователь в своем кабинете. — При убитом не обнаружено никаких документов. Многое указывает на то, что здесь имело место преступление. А между тем у нас до сих пор нет ничего, что подтвердило бы наше предположение. Единственное, чем мы располагаем, — это показания одного таксиста, который той ночью, приблизительно в третьем часу, вез пассажира с Саской Кемпы в центр и заметил стоявшую на мосту «сирену». И это все. Больше нет ни одного свидетеля, если, конечно, этого шофера можно считать таковым.

— Возможно, я смогу помочь вам прояснить кое-что в этом деле. — И Мечислав Рушинский рассказал о необычном клиенте и переданных им на хранение двух пакетах.

— Это письмо с вами? — с нескрываемым интересом спросил майор.

— Да, я принес его. А завещание не взял, не думаю, что в данный момент оно потребуется. Впрочем, я прекрасно помню его содержание.

— Завещанием займемся позднее. — Майор очень внимательно осмотрел ппсьмо. — Конверт запечатан со знанием дела, — заметил он. — Видимо, автор письма был очень заинтересован в том, чтобы никто не смог преждевременно ознакомиться с его содержанием. Даже своему адвокату не доверился.

— Он не был моим постоянным клиентом. Я только раз его и видел, когда имел несчастье принять на хранение эти документы.

— Посмотрим, что же там. — Майор взял перочинный ножик, осторожно снял в центре сургучную печать, разогнул скрепку, вытащил ее и, не трогая остальных печатей (а их вместе со снятой было целых пять!), вскрыл конверт; отрезав край, он извлек лист бумаги и углубился в отпечатанный на машинке текст. — Ну и ловкач, я вам скажу! — заключил майор и передал письмо адвокату. — Как хитроумно все подстроил! Вы только почитайте, что он пишет. Всех нас провел! Однако мотивы его поступка вполне убедительны.

В отделение милиции.

Следователю, который будет вести дело после моей смерти.

Милиция обнаружит мой труп под мостом Понятовского. Без документов и каких бы то ни было вещей в карманах. Вскрытие покажет, что перед смертью я принял алкоголь и снотворное.

Все будет свидетельствовать об убийстве. Именно так я и задумал. Ведь владелец ремесленного предприятия, производящего предметы религиозного культа, не может пойти на самоубийство. Это будет конец не только его самого, но и всего его дела. Ни один ксендз после этого не сделает заказ такому предприятию. Поэтому свое самоубийство я маскирую, все делаю для того, чтобы его сочли убийством с целью ограбления. Мой бумажник с деньгами и документами милиция найдет в мастерской за щитком электросчетчика. Там же спрятаны и часы.

Я кончаю жизнь самоубийством потому, что смертельно болен. У меня рак. Жить мне осталось несколько месяцев в тяжких мучениях. Я предпочел избежать этого. Прошу милицию извинить меня за причиненное беспокойство. Прошу также сохранить в тайне то, что узнаете из этого письма. О моем самоубийстве прошу никому не говорить, даже моей жене. В крайнем случае — Мечиславу Рушинскому, которого я как адвоката также обязываю хранить тайну. Заранее благодарю за выполнение моей просьбы.

Влодзимеж Ярецкий

На письме не стояла дата, что было вполне понятно. Ведь когда Ярецкий писал, он не мог указать точную дату своего рокового шага.

— Ну, так как? — спросил адвокат, возвращая майору письмо.

— Можете ли вы письменно подтвердить, что письмо было вручено вам Влодзимежем Ярецким в апреле текущего года?

— Безусловно. В случае необходимости это подтвердит и наш секретарь — Ядвига Милакова. Она оформляла соответствующие документы, необходимые для принятия депозита, и видела Ярецкого, когда тот лично вручал ей оба конверта — с завещанием и с этим письмом.